Рубрика: Духовный мир

Каждое утро продавцы «массовых» газет в метро выкрикивают заголовки очередного номера. И, как правило, эти заголовки носят устрашающий характер. Сообщения об убийствах, ограблениях, катастрофах, стихийных бедствиях и прочих ужасах лавиной обрушиваются на нас. Но оставим сейчас в стороне вопрос, какую цель преследуют издатели газет, столь щедро снабжающие читателя негативной информацией. Читать далее Священник Андрей Дудченко – Существует ли зло?

Юрий Максимов

Православные святые о реинкарнации

«Существует ли реинкарнация? Или человек живет только один раз?»; «Можно ли рассматривать историю о слепорожденном, описанную в Евангелии от Иоанна, как еще одно свидетельство существования в раннем христианстве веры в реинкарнацию?»; «Почему Православная Церковь не признает доктрину о предсуществовании (реинкарнации) души?», — всё это реальные вопросы, заданные священникам посетителями православных сайтов.

Эти примеры показывают, что вопрос об отношении к учению о переселении душ всерьез занимает многих людей в России, и это совсем не удивительно, если учесть активное распространение этой идеи в книгах, фильмах, телепередачах и газетах.

Представление о том, что после смерти человек снова возвращается к земной жизни уже в новом теле — одно из самых древних и распространенных на Земле. Согласно опросам Института Гэллапа, идею реинкарнации разделяет большая часть населения планеты.

Эта идея свойственна прежде всего религиям индийского происхождения — индуизму, буддизму и джайнизму, однако в минувшем столетии она получила распространение и среди заметной части населения стран христианской традиции. Так, например, исследования, проведенные в Англии центром «Theos», говорят, что в реинкарнацию сейчас верят более четверти британцев — 27%. Распространяются эти идеи и среди некоторых россиян, что показывают процитированные вначале вопросы.

В религиях индийского происхождения понятие о переселении душ тесно связано с понятием кармы. Можно привести определения, которые дает святитель Николай Сербский: «Реинкарнация — повторное рождение, рождение в новом теле. Испокон веков индусы знали, что в человеке есть живая душа. Умирает тело, а душа не умирает… Когда тело умирает, душа выходит из тела и появляется в новом теле, будь то человеческое тело или животное, согласно не Божией воле, а карме, которой подчинены и сами боги.

Карма — совокупность дел, добрых и злых, совершенных в прошлой жизни отдельного человека, определяющая, в каком теле или статусе появится его душа, когда выйдет из умершего тела. Карма определяет судьбу богов и людей» [1].

Оба эти понятия несовместимы с христианством и полностью противоположны мировоззрению христианина. Однако отталкиваются они от верных религиозных интуиций, свойственных каждому человеку, и, видимо, только этим можно объяснить их столь широкую распространенность и долгожительство.

Что касается идеи реинкарнации, то в ней древние люди, по замечанию святителя Николая Сербского, выражали убеждение: «Человек целиком не умирает со смертью тела, что-то от него остается и продолжает жить и после смерти» [2].

В свою очередь концепция кармы, по тонкому наблюдению В. К. Шохина, «выражает несомненную и очень глубокую интуицию человеческого разума и сердца в связи с тем, что человеческие деяния имеют результаты, не исчерпывающиеся кратким промежутком земной жизни, но “прорастающие” в посмертном существовании индивида. Очевидно, что учение о карме выражает потребность человеческого духа в справедливости и правде» [3].

Эти интуиции известны и христианам, верящим в посмертную жизнь и справедливое загробное воздаяние. Но вот те интерпретации, которые были предложены им в Индии, увы, не приблизили своих сторонников к Истине, а напротив, удалили от нее, дав искаженное объяснение, обусловленное тем, что в Индии не знали личного Бога, буддизм же окончательно отверг и то немногое, что там помнили про Творца.

Древние святые отцы о реинкарнации

В связи со значительной распространенностью идеи «переселения душ» в современном обществе представляется полезным обратить внимание на то, что писали о ней наши святые, а также другие православные авторы. Многие древние святые отцы Церкви были знакомы с идеей реинкарнации и давали ей вполне определенную оценку.

Так, еще святитель Епифаний Кипрский в своем ересиологическом сочинении «Панарион» упоминает среди ересей эллинских философов то, что «Пифагор… допускал переселение душ из одних тел в другие, даже в тела животных и диких зверей… Платон… также допускал переселение душ в тела даже до зверей».

И блаженный Феодорит Кирский пишет: «Пифагор баснословил о переселении душ, говоря, что переходят они не только в тела бессловесных, но и в растения. Этой же басни держался несколько и Платон. А Манес и прежде него злочестивый ряд так называемых гностиков, взяв это в повод себе, утверждали, что в этом состоит наказание… Но Церковь благочестивых гнушается этими и подобными им баснями и, следуя словам Божиим, верует, что воскреснут тела, с телами судимы будут души, жившие порочно подвергнутся мучению, а заботившиеся о добродетели сподобятся наград» [4].

Многие святые отцы упоминали идею о переселении душ и всегда порицали ее как заблуждение, несовместимое с христианской верой. Можно вспомнить здесь, в частности, святителя Иоанна Златоуста, который писал: «Что же касается до души, то языческие философы оставили учение о ней самое постыдное; говорили, что души человеческие делаются мухами, комарами, деревьями; утверждали, что сам Бог есть душа, и вымышляли многие другие нелепости… В Платоне ничего нет удивительного, кроме этого одного… В мнениях этого философа, если обнажишь их от прикрас в выражении, увидишь много мерзости, особенно когда он философствует о душе, без меры и превознося ее и унижая… Иногда он говорит, что душа причастна божескому существу; а иногда, возвысив ее так неумеренно и так нечестиво, оскорбляет ее другою крайностью, вводя ее в свиней и ослов, и в других животных, еще хуже» [5].

Подобное же отношение мы видим и у других святых, в частности, у святителя Иринея Лионского, святителя Григория Нисского, святителя Кирилла Александрийского, блаженного Иеронима Стридонского и святителя Григория Паламы.

Наконец, учение о реинкарнации было осуждено Православной Церковью на Константинопольском Соборе 1076 года. Третий пункт его постановления гласил:

«Принимающим перевоплощение человеческих душ… и вследствие этого отрицающим воскресение, суд и конечное воздаяние за жизнь — анафема».

Отношение к индийскому и буддийскому взгляду на реинкарнацию

О том же восприятии реинкарнации, которая имеет место в индийских религиях, писали святые более позднего времени, в частности, святитель Николай Сербский, который связывал эту идею с индийскими представлениями о бесконечности мира: «[по представлениям индусов], когда тело умирает, душа входит в другое тело, сходное по карме, то есть по своим поступкам, желаниям и стремлениям, с прежним телом. И, таким образом, одна душа появляется в бесчисленных телах и живет, можно сказать, вечно в этом вечном мире. Ведь этот мир бесконечен во времени и пространстве. И поскольку в лабиринте этого мира нет ни дверей, ни окон, то душе человеческой некуда деться, кроме как переходить из тела в тело бесконечно. Сам Будда утверждал о себе, что его душа появлялась и жила в этом мире восемьдесят тысяч раз!» [6].

Как отмечал православный дореволюционный исследователь буддизма иеромонах Мефодий (Львов), по буддийским представлениям, «в каком бы теле душа ни находилась, она несет в нем последствия своих собственных дел. Все, чем только бывает человек и что испытывает: радость и печаль, красота и безобразие, величие и ничтожество, богатство и бедность, — все это оказывается плодом его дел в прежней жизни. Богат ли кто, беден ли, счастлив или несчастлив, — он пожинает то, что сеял. Как и весь мир, душа совершает всегда постоянный круговорот вместе с возникновением и исчезновением материальных форм, причем причинной появления нового существа, новой формы, является вина и заслуга предшествующего состояния.

Душа… будучи привязана к сансаре, снова является в какой-нибудь форме ее обитателей, но при этом является уже как бы новым индивидуумом, новым существом. В ней не остается ничего прежнего, кроме причинной связи с прежней формой, — связи, установленной только делами… Переселяется не душа, а ее дела… тут не душепереселение в собственном смысле этого слова, а душепревращение» [7].

По словам святителя Николая Сербского, «эта теория, именно в силу своей простоты и кажущейся этичности, настолько была укоренена в индийской философии, что даже Будда не пытался ее оспаривать. Ничего Гаутама Будда не добавил к [этому] преветхому индийскому верованию…, кроме одного только метода освобождения души от жизни вообще и перехода в нежизнь, в безотрадность, в нирвану.

Этот [буддийский] метод есть метод преизнурительной аскезы, каковой мир нигде не зафиксировал и не отметил. Освободиться от этого живого тела — есть ли что более легкое? Один комар в состоянии убить тело. Но освободиться от живой души — самая тяжелая задача, некогда поставленная человечеством перед собой с помощью Индии. Будда верил в то, что он решил эту задачу. Мы в это не верим. Мы не считаем, что эту задачу нужно решать, поскольку постановка ее не обоснована. Не существует переселения душ из тела в тело и, соответственно, не существует и поставленной задачи» [8].

Отмеченное святителем Николаем стремление буддистов освободиться от души коренным образом повлияло на их представления о человеке, а уже те, в свою очередь, повлияли на ту специфическую интерпретацию идеи переселения, которую она получила в буддизме.

Буддизм «отрицает не только тело, но и дух, самосознание. Он знает только твердый средоточный пункт в человеческой жизни, именно: познание. Как духовный зародыш человека оно по смерти его, ищет себе новое тело и делает из него другое телесное бытие. Этот познавательный элемент есть связующая сила, которая соединяет различные существования друг с другом в одну цепь. Только в нирване эта первосубстанция разрешается в ничто.

Но, не смотря на то, что буддизм твердо удерживает этот познавательный элемент; он все-таки отрицает духовную личность. Того, что мы разумеем под личностью, самосознательного, простого мыслящего существа буддизм не знает. Он видит в духовном “я” только временное воспламенение познавательной субстанции, которое потухает со смертью, чтобы доставить материал для появления иного существа. Оно ни на один миг не остается тожественным, но постоянно меняется и превращается, как все истребляющее пламя. Поэтому существо, которое образует продолжение существования умершего во время душепереселения, не тождественно с ним: это — другое» [9].

Но, хотя буддизм в наиболее разработанном виде своего учения отрицает существование личности, при этом расходясь во взглядах, насколько она иллюзорна — полностью ли, или же существует все же некая «псевдо-личность», однако в конкретных канонических текстах представление о реинкарнации выражено, как правило, в гораздо более привычном для небуддийского читателя варианте.

Процитируем одно из свойств, которое, по утверждению Будды, приобретает следующий его путем аскет: «Он вспоминает различные места, где пребывал в прежних существованиях, а именно: в одном рождении, в двух рождениях… в ста рождениях, в тысяче рождений, в сотне тысяч рождений… во многих периодах развертывания и свертывания мира: “Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии, таким-то пропитанием, испытывал такое-то счастье и несчастье, достиг такого-то срока жизни. Вслед за тем, оставив существование, я вновь родился в другом мире. А там я жил под таким-то именем, в таком-то роду, в таком-то сословии…” — так вспоминает он во всех обстоятельствах и подробностях различные места, где пребывал в прежних существованиях» (Дигха Никайя, 13. Тавиджа сутта, 40).

Иными словами, непосредственный читатель такого текста видит примерно то же представление о реинкарнации, что и у Пифагора или гностиков, или у современных отечественных оккультистов.

Поэтому стоит обратить внимания на те аргументы и критику, которые святые отцы выдвигали против учения о переселении душ.

Аргумент святого Иринея

Святитель Ириней Лионский писал: «Учение их о переселении (душ) из тела в тело мы можем опровергнуть тем, что души ничего не помнят из того, что прежде было с ними. Ибо, если бы они были произведены для того, чтоб испытать всякий род деятельности, им надлежало бы помнить то, что было прежде сделано, чтобы восполнить недостающее и чтобы не заниматься непрерывно все одним и тем же и не нести жалкого труда, — ибо соединение с телом не могло бы совершенно уничтожить память и ясное представление прежде бывшего, особенно когда для этого пришли (в сей мир). Как теперь душа спящего человека во время покоя тела многое из того, что она видит сама собою и делает в сновидении, вспоминает и сообщает телу… — так она должна помнить и то, что делала прежде прибытия в это тело. Ибо, если то, что в короткое время было во сне видно или представлено в воображении и притом одною только душою, она, по соединении с телом и распространении своем во всяком члене, вспоминает, тем более она должна бы помнить то, чем занималась долгое время и в течение целого периода протекшей жизни…

Против тех, которые говорят, что само тело причиняет забвение, может быть сделано следующее замечание. Каким же образом душа то, что она сама собою видит во сне и во время размышления при умственном напряжении, когда тело покоится, помнит и сообщает это своим близким? И если бы само тело было причиною забвения, то душа, существуя в теле, не помнила бы того, что было давно ею познано посредством зрения или слуха, но как скоро глаз отвратился от зримых предметов, исчезала бы и память о них. Ибо, существуя в самом (орудии) забвения, она не могла бы знать ничего другого, кроме того только, что видит в настоящую минуту…

Посему, если душа не помнит ничего о предшествующем своем состоянии, но здесь получает познание о существующем, то значит, она не была некогда в других телах, не делала чего-либо, о чем она и не знает и не знала, чего (умственно) не видит теперь. Но как каждый из нас получает свое тело чрез художество Божие, так получает и свою душу. Ибо Бог не так беден и скуден, чтобы не мог даровать каждому телу особую свою душу, равно как и особенный характер. И, поэтому, по исполнении числа, которое Он сам предопределил, все вписанные в (книгу) жизни восстанут с собственными телами, и своими душами… в которых угодили Богу. Достойные же наказания подвергнутся ему также с своими душами и телами в которых они отступили от благости Божией» [10].

Действительно, то, что человек не помнит своих прежних рождений, предполагаемых идеей реинкарнации — факт вполне очевидный и повсеместный. Однако нужно учесть, что среди сторонников идеи реинкарнации немало тех, кто убежден, будто с помощью специальных психотехник можно свои прошлые жизни «вспомнить». Эту убежденность выражает и процитированный выше отрывок из Тавиджа сутты, где подобное воспоминание обещается как один из плодов аскетизма. Современные же западные сторонники реинкарнации считают, что такого результата можно легко добиться и без всякого аскетизма — например, с помощью гипноза.

Это, впрочем, лишь подтверждает тот факт, что память о прошлых рождениях не является естественным опытом человека, из которого вырастает идея реинкарнации, но, наоборот, люди, уже принявшие умом идею реинкарнации, затем ищут способов подтверждения ее. Это тот случай, когда не объяснение идет от фактов, но, наоборот, факты изыскиваются под заранее готовое объяснение.

Воспоминания о «прошлых жизнях» под гипнозом

Действительно, зафиксировано немало случаев, когда в состоянии гипноза люди вдруг начинают «вспоминать» свои прошлые жизни совсем как в Тавиджа сутте: «Там я жил под таким-то именем, в таком-то роду… испытывал такое-то счастье и несчастье, достиг такого-то срока жизни» и т.д. Благодаря современной массовой культуре такое «воспоминание на кушетке гипнотизера» даже стало своего рода клише, которое то и дело встречается в фильмах и книгах.

Но когда ученые решили обработать аудиозаписи таких «воспоминаний» и тщательно изучить их, сразу выявилось несколько примечательных обстоятельств.

Во-первых, подавляющее большинство «вспоминающих» в своих «прошлых жизнях» непременно выступают на первых ролях — «опрошенные оказываются как правило бывшими великими жрецами, тамплиерами, чудотворцами, весталками, друидами, инквизиторами, знатными куртизанками (почти никто не соглашается на скромные рождения!), жизни которых протекали по большей части в Древнем Египте, но иногда в царстве ацтеков в Мексике, сакральном Бенаресе или при дворе Фридриха II в Палермо, то есть, в местах, отмеченных авторитетом религиозным или эзотерическим» [11]. По справедливому замечанию исследователей, «становится непонятным, куда же собственно делось большинство человечества, тех, кто просто обрабатывал землю, работал в городе, служил господам, занимался торговлей» [12]. Среди западных «вспоминателей» крайне мало находится тех, кто оказался бы в «прошлой жизни» обычным крестьянином или домохазяйкой, но еще меньше тех, кто вспоминал бы свое прежнее существование, например, в теле таракана, жабы или крысы, хотя теория реинкарнации предполагает участие в этом процессе отнюдь не только человеческих тел. Но какой-нибудь навозной мухой, равно как и заурядным трубочистом, мало кто хочет оказаться. Потому и не оказывается. А оказывается тем, кем хотел бы оказаться. То есть, характер «прошлых рождений» оказывается во многом обусловлен волей и предпочтениями самих вспоминающих.

Во-вторых, сведения, которые «вспоминающие» рассказывают под гипнозом, не выходят за рамки того, что известно современному человеку о той или иной эпохе из книг, фильмов и учебников истории. Исследователи задавали им вопросы с просьбами описать свое прошлое тело, одежду, язык и окружение. Если бы переселения душ были реальностью, то воспоминания о них стали бы настоящим кладезем бесценной информации для ученых — историков, археологов, палеолингвистов и многих других. Сколько неясностей и вопросов есть по каждому эпизоду человеческой истории в любой части света. Сколько цивилизаций не изучено из-за недостатка данных, сколько древних алфавитов до сих пор не расшифровано, сколько мертвых языков не разгадано… Если бы «воспоминания» гипнотистов были действительно воспоминаниями о прошедших жизнях, то ученые могли бы получать все отгадки непосредственно из уст очевидцев и носителей языка. Однако изучение множества аудиозаписей «воспоминаний» показывает, что среди них «очень мало таких, которые не соответствовали бы сведениям из учебников истории, словарей, энциклопедий» [13]. Иными словами, не наука получает пищу от этих воспоминаний, а, напротив, эти воспоминания всецело определяются тем, что уже известно современной науке. То есть, характер «прошлых рождений» оказывается во многом обусловлен объемом знаний самих вспоминающих.

Таким образом, если подавляющее большинство подобных свидетельств в пользу реинкарнации обусловлены волей, предпочтениями и знаниями самих «вспоминающих», то нетрудно сделать вывод, что эти воспоминания представляют собой ни что иное, как разновидность мечтания, продукт человеческого воображения, сделанный в таких условиях, когда мечтающий сам принимает свои грезы за нечто подлинное.

Объяснение святого Григория Паламы

Современные приверженцы реинкарнации нередко ссылаются на те случаи, когда, якобы, человек, «вспоминая» свою прошлую жизнь, сообщил вдруг нечто, что ему заведомо не могло быть известно, например, где находится зарытый кем-то клад, или заговорил на древнем языке, и тому подобное, — но почему-то сообщения об этом, как правило, ограничиваются художественными книгами, фильмами, и желтой прессой, а в материале, который реально записывают ученые, встречается совсем другое — то, что было описано выше.

Автор этих строк помнит освещенную в прессе историю про мальчика из обычной московской семьи, неожиданно заговорившего на старославянском языке. Его родителям язык казался действительно «старославянским», но когда пригласили ученых, те быстро установили, что мальчик не знает старославянского языка, а говорит на современном русском, примешивая к нему несколько архаизмов, иногда даже невпопад. Когда же подключили психологов, те выяснили, что архаизмы мальчик узнал из книг покойного дедушки, а своим «говорением на старославянском языке» он пытался отвлечь родителей от их намерения развестись.

Возможно, впрочем, что не все подобные случаи объясняются таким образом. Не исключено, что за некоторыми из подобных сообщений скрываются реальные факты, известные журналистам, но временно ускользающие от внимания ученых. Возможно, некто из утверждающих о том, что помнит свою прежнюю жизнь, действительно может в подтверждение сообщить факты, выходящие за рамки того, что он знает в этой жизни.

Относительно источника таких явлений писал святитель Григорий Палама: «Если разберешь, каков для внешних философов смысл заповеди “Познай себя”, то обнаружишь пучину злоучения: исповедуя переселение душ, они считают, что человек достигнет самопознания и исполнит эту заповедь в том случае если узнает, с каким телом был связан прежде, где жил, что делал и чему учился; узнает же он это, покорно отдавшись коварным нашептываниям злого духа» [14].

Аргументы святителя Иринея относятся к общему — действительно, память о прошлых рождениях не свойственна людям как нечто естественное и общеизвестное; замечание же святителя Григория относится к тем частным и исключительным случаям, когда тому или иному человеку вдруг показалось, что он вспомнил некие видения из предыдущей жизни.

К слову, не только христианство, но и буддизм признает существование в мире злых духов, цель которых — сбить человека с пути к истине, и которые обладают возможностью внушать человеку видения. Все это подробно описано в классических биографиях Будды, в эпизоде, когда демон Мара пытался соблазнить его различными видениями.

Так что не только в контексте христианского мировоззрения, но и в контексте буддийских понятий вполне правомерно замечание святителя Григория, объясняющего демоническим влиянием возникновение у человека видений типа «там я жил под таким-то именем, в таком-то роду… испытывал такое-то счастье и несчастье» и т.д.

Закончив с этим, можно перейти к следующему святоотеческому аргументу против идеи реинкарнации.

Аргумент святого Григория Нисского

Критикуя оригенистов, веривших в предсуществование душ, святитель Григорий Нисский пишет, что «учение их клонится к тому, что, как говорят, сказывал о себе один из языческих мудрецов, а именно: “Был я мужем, потом облекся в тело жены, летал с птицами, был растением, жил с животными водяными”… Причина же такой нелепости — та мысль, что души предсуществуют… Если душа каким-либо пороком отвлечется от высшего образа жизни, и, однажды вкусив, как говорят, телесной жизни, делается человеком; жизнь же во плоти в сравнении с вечной и бестелесной, без сомнения, является более страстной, то душе в такой жизни, в которой больше поводов ко греху, совершенно неизбежно сделаться более порочной и страстной, чем была прежде. Страстность же человеческой души есть уподобление бессловесному. Душа, усвоившая себе это, переходит в естество скотское и, однажды вступив на путь порока, даже и в состоянии бессловесном никогда не прекращает дальнейшего поступления во зло. Ибо остановка во зле есть уже начало стремления к добродетели, а у бессловесных добродетели нет. Поэтому душе необходимо всегда будет изменяться в худшее, непрестанно переходя в состояние более и более бесчестное и изыскивая всегда положение худшее того, в каком она находится… Душа, однажды поползнувшаяся в жизни высшей, не сможет остановиться ни на какой мере порока, но по наклонности к страстям из словесного состояния перейдет в бессловесное, а из этого дойдет до бесчувственности растений… Поэтому для нее уже будет невозможно возвращение к лучшему» [15].

Итак, святитель Григорий формулирует один из «классических» аргументов против реинкарнации, который позднее неоднократно повторялся и уточнялся уже в применении к собственно индуистской концепции переселений, связанной с идеей кармы.

Вот, например, слова о ней архиепископа Иоанна (Шаховского): «Невозможно принять сам принцип воздаяния, составляющий основу учения о реинкарнации. “Падшие” люди наказываются воплощением, при котором они, с одной стороны, не могут в их новом состоянии радикальной деградации осознать ни меры своих прежних проступков, ни степени своего наказания, с другой — прочнейшим образом “закрепляются” в этих формах в своем падшем состоянии. В животном состоянии они не способны оценить свое прошлое, сделать необходимые выводы и исправиться. Поэтому получается фикция воздаяния» [16].

«В самом деле», — замечает В. К. Шохин, — «прошлый развратник, который стал свиньей, никак не может в “свинском искуплении” своего прошлого ни оценить меры неадекватности своей прошлой “карьеры”, ни сделать для себя надлежащие выводы и, соответственно, исправиться. Становясь низшими животными и демонами, наказуемые, напротив, должны лишь закрепляться в своей деградации без малейших шансов выхода из нее» [17].

О том же говорит и архимандрит Рафаил (Карелин): «Нравственность там, где может быть оценка своих поступков. Нравственность там, где есть норма и образец для деятельности. Нельзя же червя назвать безнравственным, если он ест рис в огороде брамина, или нравственным, если его (червяка) склевал воробей. Где же внутренний стимул их перевоплощения в более высокую форму? Если в приобретенном опыте, то в опыте чего — открывать цветку утром лепестки и сжимать их с заходом солнца? И почему карма червя должна превратить его в осу? Чем оса лучше червя? Какой опыт жизни, и какую карму приобретает оса? Жалить и воровать мед у пчелы? Но нельзя ее назвать воровкой, так как она делает это, не имея свободной воли и выбора. Что же представляет собой ее карма? Если душу вора в наказание вселили в тело мухи, то разве душа станет от этого лучше? Чему она научится, ползая в помойной яме?» [18].

Аргумент блаженного Феодорита

К другому крупному аргументу против идеи переселения душ подводит наблюдение отца Андрея Хвыли-Олинтера: «Человек создан цельным по своей природе. Реинкарнация расчленяет цельную индивидуальность на передаваемую и отбрасываемую части» [19].

А это предполагаемое идеей реинкарнации расщепление человеческого единства — тела и души — вступает в противоречие с идеей справедливого воздаяния. Уместно привести здесь слова блаженного Феодорита Кирского: «Будет ли [такой] суд законным, если, по учению неверных, тела не воскреснут и одни души подвергнутся ответственности за прегрешения? Душе, которая согрешила с телом, посредством очей допустила в себя зависть и неуместные пожелания, посредством слуха обольстилась беззаконными речами, посредством каждой части тела приняла в себя какое-либо недоброе возбуждение, несправедливо одной нести наказание за эти прегрешения… Справедливо ли также, чтобы души святых, вместе с телами преуспевавшие в добродетели, одни наслаждались обетованными благами?.. Справедливо ли, чтобы тело, которое вместе с душою собирало богатство добродетели, пребывало прахом и было оставлено, одна же душа провозглашена была победоносною? Если же это противно справедливости, то, конечно, следует сперва воскреснуть телам, а потом уже сообща с душою давать отчет в образе жизни. Это сказал и божественный апостол. Все предстанем, говорит он, пред судилищем Христовым, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2 Кор. 5, 10). Согласно с этим говорит и блаженный Давид: ибо Ты воздаешь каждому по делам его (Пс. 61, 13)» [20].

Объяснение святого Николая Сербского

В ХХ веке опровержению и развенчиванию заблуждения о переселении душ немало слов посвятил святитель Николай Сербский, который, в частности, писал: «Вы слышали об этом (реинкарнации) на сборище оккультистов и спрашиваете, как это согласуется с учением Христа? Эх, братья честные, лучше бы вы не ходили на то собрание, а пошли бы в церковь и послушали Евангелие о богаче и Лазаре, о том, как умер несчастный и больной бедняк, которого уста Господни именуют Лазарем, а потом умер знатный богач, чье имя уста Господни даже не произносят. Душа Лазаря сподобилась небесной радости, а душа безымянного богача — адских мук. Неужели небесный знаток, наш Спаситель Господь, этой притчей раз и навсегда не пресек легенды о переселении душ? Неужели Он, Свидетель всех тайн неба и земли, не засвидетельствовал со всей очевидностью, что души переселяются не из тела в тело, но прямо и навсегда переходят в ту обитель, какую заслужили земными делами!..

[Пусть это будет для вас] грозным предостережением, чтобы вы не тешили себя мыслями: когда умру, явлюсь на землю в другом теле, потом еще и еще раз и еще тысячу раз, и будет у меня время исправиться. Страшная, но и утешительная истина в том, что человеку дан один срок жизни на земле, а потом — суд. И только за этот краткий срок каждый может безвозвратно заслужить либо вечную жизнь, либо вечную муку» [21].

В другой книге, объясняя изречение Господа Иисуса Христа, сказанное Им на кресте, святитель Николай пишет: «Слова эти для того еще изречены, чтобы слышали и знали буддисты, пифагорейцы, оккультисты и все философы, которые сочиняют сказки о переселении душ в других людей, животных, в растения, звезды и минералы. Отбросьте фантазии и посмотрите, куда идет дух праведника: Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк. 23, 46)» [22].

«Индию спасет от пессимизма истина… Когда Индия осознает, что этот мир имеет своего Творца, имеет свое начало и свой конец, что существует иной мир, в котором нет болезни, ни печали, ни воздыхания, тогда всеобщая радость развеет отчаянный пессимизм в ней, как свет уничтожает тьму. Тогда индийцы отвергнут и ложное учение о реинкарнации. Ибо им станет понятно, что душа, когда выходит из своего тела, уходит из этого ограниченного мира в иной мир, в свое царство, откуда она и возникла, а не будет бесконечно переселяться из тела в тело» [23].

Примечания:

[1] Св. Николай Сербский. Индийские письма, 7.

[2] Св. Николай Сербский. Феодул. Пресветлая тайна.

[3] Шохин В. К. Учение о реинкарнации и карме: Заметки востоковеда.

[4] Блаженный Феодорит Кирский. Сокращенное изложение Божественных догматов, 20.

[5] Беседы на Евангелие от Иоанна, II.3-4.
Беседы на Евангелие от Иоанна, II.3-4.Беседы на Евангелие от Иоанна, II.3-4.Беседы на Евангелие от Иоанна, II.3-4.Беседы на Евангелие от Иоанна, II.3-4.

[6] Св. Николай Сербский. Феодул, Введение, 1-3 (Индия).

[7] И. Мефодий. Сравнение главнейших религиозно-нравственных положений буддизма с христианскими // “Миссионерское обозрение” 1905, №12 – С. 337-358; №13 – С. 495-513.

[8] Св. Николай Сербский. Феодул, 17-27 (Просветленная тайна).

[9] Священник Иоанн Попов. Критический обзор главнейших основоположений ламаизма с точки зрения христианского учения. СПб., 1900. – 52 с.

[10] Св. Ириней Лионский. Пять книг против ересей, 2.XXXIII.1,3,5.

[11] Шохин В. К. Миф о реинкарнациях в постхристианскую эпоху… Также весьма популярны воспоминания своих прежних существований в виде римских легионеров, сражавшихся с варварами или карфагенянами; гладиаторов; рабов, последовавших за Спартаком; колдунов, сжигавшихся на кострах; крестоносцев, ставших жертвами сарацинов; аристократов, гильотинированных во время французской революции; узников нацистских лагерей.

[12] Там же.

[13] Там же.

[14] Святитель Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих, I.1.10.

[15] Святитель Григорий Нисский. “Об устроении человека”, 28.

[16] Архиепископ Иоанн (Шаховской). О перевоплощении // «Листья древа». Нью-Йорк, 1964.

[17] Шохин В.К. Учение о реинкарнации и карме: Заметки востоковеда.

[18] Архимандрит Рафаил (Карелин). Оживший зверь.

[19] Иерей Андрей (Хвыля-Олинтер). О реинкарнации (переселении душ).

[20] Блаженный Феодорит Киррский. Сокращенное изложение Божественных догматов, 20.

[21] Святитель Николай Сербский. Душа Сербии. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2006.

[22] Св. Николай Сербский. Миссионерские письма, 28.

[23] Св. Николай Сербский. Индийские письма, 52.

Источник: Православие и современность

О происхождении душ отдельных людей Посмертная участь человека. О “мытарствах” Зло в мире. Христианское истолкование зла. Почему допущено зло? Жизнь после смерти Конец человеческой истории. Душа после смерти Учение о переселении душ (религиозно-исторический очерк) На Радоницу. О значении веры в будущую загробную жизнь О соединении с ближними в загробной жизни Молитвы за усопших

Глава 12

Из книги “Духовная жизнь мирянина и монаха по творениям и письмам святителя Игнатия (Брянчанинова)”

1. О чтении книг, содержащих лжеучение

Душу может убить одна мысль, содержащая
в себе какой-нибудь вид богохульства,
тонкий, вовсе не приметный для не знающих.

Свт. Игнатий

Во времена святителя Игнатия в России увеличилось печатание книг духовного содержания, переведенных с иностранных языков. Тысячами книги инославных писателей привозились из-за границы. Эти книги находили в России многих читателей.

Святитель Игнатий очень неодобрительно относился к духовной литературе, написанной на Западе. В этом вопросе он был очень принципиален и строг. Владыка признавал, что книги инославных писателей могут содержать хорошие мысли, но по своему духу они не соответствуют нравственному преданию Православной Церкви и чаще всего написаны людьми, подвиг которых имел неправильное направление. Такие книги, наряду с истинными, содержат и много ложных мыслей, и читающий их, часто сам того не замечая, уклоняется на

Отличие святоотеческих писаний от произведений, написанных на Западе, святитель Игнатий усматривал в следующем. Подвижники Восточной Церкви всегда основывали свой подвиг на глубочайшем смирении; грехопадение человека было постоянным предметом их размышлений, постоянным занятием их был плач о своих грехах. Покаянием был преисполнен весь их подвиг, и этим же спасительным чувством исполняли они свои писания. Святые отцы приводят своих читателей к рассмотрению своих грехов, своего падения, к плачу о себе пред милосердием Создателя, к исповеданию Искупителя. Первоначально они обуздывают греховное влечение нашего тела, делают его способным к духовной деятельности, затем очищают ум от усвоившихся ему падением мыслей и заменяют их мыслями обновленного человека. После этого святые отцы научают исправлению сердца — изменению его греховных навыков и ощущений. Последнее особенно трудно и требует продолжительного подвига. Чтобы заменить греховные навыки, свойства и чувствования навыками, свойствами и чувствованиями духовными, нужно умертвить в себе все греховные пожелания плоти и крови и подчинить тело, ум и сердце духу. Только после этого христианин становится способным к восприятию высших духовных видений. Таким путем шли все древние отцы Востока, и ему они учат в своих творениях.

Древние подвижники Запада — преподобный Венедикт и святой папа Григорий Двоеслов — были единомысленны с Востоком и в подвижнической жизни шли этим же путем, но со времени отпадения Запада от Восточной Церкви западные подвижники пошли иным путем: “Уже Бернард, — пишет святитель Игнатий, —отличается от них (наставников Востока) резкою чертою; позднейшие уклонились еще более”.

Западные писатели, оставив путь покаяния и очищения себя от страстей и пороков, сразу же влекут грешного человека в объятия любви и на высоты видений. “Они тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам, недоступным для новоначального, заносятся и заносят”. Понятие об истинной духовности утрачено у подвижников Запада, оно у них заменено разгоряченной и исступленной мечтательностью. Действия мечтательности и разгорячения они принимают за благодатные переживания. Кровь и нервы, тщеславие, тонкое сладострастие производят в сердце ложные утешения, наслаждения и упоения, которые обольщенный подвижник считает истинными. “Все незаконно подвизавшиеся, — по свидетельству святителя Игнатия, истинного подвижника, — находятся в этом состоянии”.

Из этого состояния самообольщения на Западе написано множество книг, имеющих громкие, многообещающие названия.

Люди, незнакомые с нравственным преданием Восточной Церкви, с большим интересом и увлечением читают подобные книги. Они тонко льстят их греховным чувствам и привлекают быстротою движения высших переживаний. Человек, несведущий в духовной жизни, принимает эти переживания за истинные и, приняв ложь за истину, становится на путь самообольщения и гибели. “Не прельщайся громким заглавием книги, обещающим преподать христианское совершенство тому, кому нужна еще пища младенцев; не прельщайся ни великолепным изданием, ни живописью, силою, красотою слога, ни тем, что писатель будто святой, будто доказавший свою святость многочисленными чудесами”

Особенно предостерегал владыка своих пасомых от чтения книги западного монаха Фомы Кемпийского “Подражание Христу”, которая в его время была переведена на русский язык, пользовалась большим успехом в светском образованном, но мало сведущем в религиозных вопросах обществе и даже переиздавалась несколько

Отрицательное отношение святителя Игнатия к книге Фомы Кемпийского и к другим произведениям западных писателей было основано не на предвзятом мнении недоверия ко всему инославному, а на многолетнем изучении подвига отцов Восточной Церкви, в сравнении с которыми владыка мог увидеть ложность направления подвижников Запада.

В письме к А. М. Горчакову, подтверждая свое отрицательное мнение о сочинении Фомы Кемпийского, святитель Игнатий свидетельствует: “…мнение мое основано на долговременном изучении отцов Православной Церкви”.

Книги, содержащие лжеучение, могут оставлять в душе глубокий след, поэтому христианину, по неведению читавшему их, нужно решительным отвержением воспринятых ложных мыслей и покаянием врачевать свою душу. “Если… ты, – обращается к христианину владыка, – позволил исписать и исчеркать скрижали души разнообразными понятиями и впечатлениями, не разбирая благоразумно и осторожно, — кто писатель, что он пишет, то вычисти написанное писателями чуждыми, вычисти покаянием и отвержением всего богопротивного” [

Книги, содержащие неправославное учение, можно читать лишь совершенным мужам, тем, у кого мысли и сердце просвещены Святым Духом. В древние времена пастыри Церкви Христовой читали еретические книги с той целью, чтобы обличить заблуждения и предостеречь своих пасомых от еретического учения.

Не только от книг, написанных на Западе, предостерегает святитель Игнатий: где бы ни была написана книга, но если автор ее не следует учению Церкви, мирянину лучше воздержаться от чтения ее. “Всякому, не принадлежащему Восточной Церкви, единой святой, писавшему о Христе, о христианской вере и нравственности принадлежит имя лжеучителя” [

Каждый, кому дорого свое спасение, должен внимательно отнестись к изложенным здесь предостережениям святителя Игнатия.

Ревностный христианин всегда будет исполнителем наставления богомудрого святителя: “Оставь… беспорядочное чтение, наполняющее ум понятием сбивчивым, превратным, лишающее его твердости, самостоятельности, правильного взгляда, приводящее в состояние скептического колебания. Займись основательно изучением Восточной Церкви по Ее преданию, заключающемуся в писаниях святых отцов. Ты принадлежишь этой Церкви? Твоя обязанность узнать Ее как должно”.

2. Ложное направление духовной жизни

Прелесть есть усвоение человеком лжи, принятой за истину!

Свт. Игнатий

В девятой главе этой работы было изложено учение святителя Игнатия о необходимости христианину непрестанно бодрствовать над собой; в данном разделе будет рассмотрено учение владыки о прелести — том ужасном состоянии, в которое может прийти христианин, оставивший непрестанное бодрствование над собой и попустивший ложно развиваться своей духовной жизни. Следуя учению святых отцов, преосвященный владыка считал, что все человечество после грехопадения находится в состоянии самообольщения.

Диавол ложью прельстил первых людей: праотцы, прельстившись, признали истиною ложь, и с того времени естество человека заражено ядом зла — имеет склонность к прелести.

“Надо признать — и это признание будет вполне справедливым — надо признать, что все мы, человеки, находимся больше или меньше в самообольщении, все обмануты, все носим обман в себе. Это — следствие нашего падения, совершившегося чрез принятие лжи за истину, так всегда падаем и ныне”, — учил владыка.

В прелести, в широком смысле этого слова, находится все человечество в состоянии грехопадения, потому что все человеческое естество повреждено ложью [

Человеку по искуплении предоставлена свобода повиноваться Богу или диаволу, и для того, чтобы свобода могла обнаружиться непринужденно, диаволу оставлен доступ к человеку. Диавол хочет оставить человека у себя в порабощении и по искуплении, для этого он употребляет обыкновенное свое орудие — ложь. Он старается обмануть человека, опираясь на его греховное естество, возбуждает страсти и, придавая им благовидность, склоняет к удовлетворению их, развивает в человеке самообольщение и стремится через это привести его в большее подчинение себе.

Человек, уверовавший во Христа Спасителя, действуя под руководством Евангелия, укрощает страсти и этим постепенно выводит себя из состояния самообольщения и подчиненности падшим духам в область истины и свободы.

Христианин, не следующий учению Христову, живущий по своей воле и разуму, удобно подчиняется диаволу и из состояния самообольщения переходит в состояние бесовской прелести

Самообольщение и неразрывно связанная с ним гордость всегда бывают причиной падения человека в прелесть.

Преподобный Григорий Синаит сказал: “Вообще одна причина прелести — гордость”. Продолжая эту мысль, святитель Игнатий пишет: “В гордости человеческой, которая есть самообольщение, диавол находит себе удобное пристанище и присоединяет свое обольщение к самообольщению человеческому. Всякий человек более или менее склонен к прелести, потому что природа каждого человека уязвлена гордостию”.

Святитель Игнатий учил, что прелесть первоначально действует на образ мыслей, постепенно сообщается сердцу — извращает сердечные ощущения; покорив себе всего человека, прелесть отражается и на всей деятельности человека — овладевает даже самим его телом [

Как разнообразны человеческие страсти, так многообразны и состояния людей, подверженные бесовской прелести, и насколько порабощен человек лжи, настолько и сильна бывает прелесть, объявшая его.

В прелесть христианин может уклониться, упражняясь неправильно любым видом подвига. Для подтверждения этой истины святитель Игнатий приводит слова преподобного Макария Великого, который сказал: “Со всею осмотрительностию должно наблюдать устраиваемые врагом (диаволом) со всех сторон козни, обманы и злоковарные деяния. Как Святый Дух через Павла служит всем для всех, так и лукавый дух старается злобно быть всем для всех, чтоб всех низвести в погибель. С молящимися притворяется и он молящимся, чтоб по поводу молитвы ввести в высокоумие; с постящимися постится, чтоб обольстить их самомнением и привести в умоисступление; с сведущими Священное Писание и он устремляется в исследование Писания, ища по-видимому знания, в сущности же стараясь привести их к превратному разумению Писания; с удостоившимися осияния светом представляется и он имеющим этот дар, как говорит Павел: сатана преобразуется в ангела светла (2 Кор. 11, 14), чтобы, прельстив привидением как бы света, привлечь к себе. Просто сказать: он принимает на себя для всех всякие виды, чтоб действием, подобным добру, поработить себе подвижника и, прикрывая себя благовидностию, низвергнуть его в погибель”

Святитель Игнатий свидетельствует, что ему случалось видеть старцев, которые занимались исключительно усиленным телесным подвигом и пришли от него в величайшее самомнение и самообольщение. Их душевные страсти: гнев, гордость, лукавство, непокорность — получили необыкновенное развитие. Самость и самочиние преобладали в них. Они же с ожесточением отвергали все спасительные советы и предостережения, не повинуясь даже святителям, они попирали не только смирение и скромность, но даже правила приличия, выражая самым наглым образом пренебрежение к начальству [

Все многообразие прелести владыка относит к двум главным видам: первое — прелесть, которая возникает от неправильного действия ума, и второе – прелесть от неправильного действия сердца. Первый вид прелести может возникнуть у подвижника при неправильном направлении молитвенного подвига. Если христианин, молясь, будет сочинять в своем уме различные мечтания и рисовать пленительные картины, то он не избежит пагубной прелести. Все великие христианские наставники воспрещают при молитве не только самому сочинять мечтания, но и принимать образы, которые могут представиться подвижнику непроизвольно. От принятия и услаждения произвольными и непроизвольными мечтаниями подвижник непременно придет к душевному расстройству и прелести. Предостерегая христианина от мечтательной молитвы, святитель Игнатий приводит слова преподобного Григория Синаита, который пишет: “Никак не приими, если увидишь что-либо, чувственными очами или умом, вне или внутри себя, будет ли то образ Христа или Ангела, или

Принимающий при молитве мечтания заимствует их из своего самообольщения, своей гордости и обманывает сам себя. Все, что представляет он себе, есть вымысел и не существует на самом деле. Мечтательность из области истины вступает в область лжи и отца лжи – диавола.

Истинные христиане всех времен, опасаясь прелести на поприще духовной жизни, ни в чем не доверяли себе и старались жить по совету опытных людей, оберегая себя этим от самообольщения.

Преслушание старших и своя воля удобно могут привести христианина к прелести.

Поразительный пример бесовского обольщения, происшедшего от неправильной молитвы, владыка приводит из воспоминаний своих юношеских лет. В 18

Некоторые подвижники, впавшие в первый вид прелести, окончили свою жизнь самоубийством. Происходит это оттого, что среди ложного наслаждения, доставляемого бесовскою прелестию, иногда приходят минуты, в которые прелесть обнажает себя и дает вкусить себя такой, какова она есть. В эти минуты прельщенный чувствует невыносимую душевную горечь и отчаяние. Эти минуты с очевидностью говорят о неправильности всего душевного направления, но так как начало прелести — гордость, то

Святитель Игнатий сообщает, что такая трагедия произошла в начале XIX столетия в Софрониевской пустыни. Там жил схимонах Феодосий, проводивший возвышенный образ жизни, так это казалось братии и мирским посетителям обители. Однажды ему представилось, что он восхищен в рай. Свое видение он подробно пересказал настоятелю и выразил сожаление, что видел в раю себя одного и не видел никого из братии. Эта черта ускользнула от внимания доверчивого настоятеля, он поверил истинности видения, собрал всю братию, пересказал им о видении схимонаха и увещевал всех вести более строгий образ жизни. Однако со временем начали обнаруживаться странности в действиях схимонаха. Кончилось же тем, что схимонах был найден удавившимся в своей келье

Второй вид прелести происходит в том случае, если подвижник, исполнившись гордости и безрассудства, будет стремиться развить в своем сердце ощущения святые и духовные, к которым он еще не способен. “Как ум нечистый, желая видеть Божественные видения и не имея возможности видеть их, сочиняет для себя видения из себя, ими обманывает себя и обольщает: так и сердце, усиливаясь вкусить Божественную сладость и другие Божественные ощущения и не находя их в себе, сочиняет их себе, ими льстит себе, обольщает, обманывает, губит себя…” — пишет владыка Игнатий [

Второй вид прелести, по свидетельству владыки, одинаково душепагубен, как и первый, но проявляется он менее явно. Он редко приводит к сумасшествию и самоубийству, но решительно растлевает как сердце, так и ум [

Прелесть, возникающая в сердце по производимому состоянию в уме, названа святыми отцами “мнением”.

Подверженный “мнению” “мнит о себе”, составляет о себе мнение праведности. “Мнение” всегда основывается на ложных понятиях и ложных ощущениях и принадлежит к области отца лжи – диавола. Думающие о себе, что они праведны и преисполнены дарами Святого Духа, чтобы поддержать в окружении людей свое достоинство, способны и на лицемерство, лукавство и обман. На тех, кто не признает их мнимой святости, они распаляются непримиримою враждою и ненавистью.

Одержимый “мнением” теряет способность духовного преуспеяния. Обманывая себя, он думает, что достиг уже святости, и гордость, всегда сопутствующая мнителю и питающая его мнение, не дает ему возможности увидеть свое истинное положение.

Преосвященный владыка пишет: “Мнящий о себе, что он бесстрастен, никогда не очистится от страстей; мнящий о себе, что он исполнен благодати, никогда не получит благодати; мнящий о себе, что свят, никогда не достигнет святости. Просто сказать: приписывающий себе духовные делания, добродетели, достоинства, благодатные дары, льстящий себе и потешающий себя “мнением”, заграждает этим “мнением” вход в себя и духовным деланиям, и христианским добродетелям, и Божественной благодати, — открывает широко вход греховной заразе и демонам” [

Основываясь на утверждении преподобного Макария Великого, сказавшего, что нет ни одного человека, совершенно свободного от гордости, святитель Игнатий говорит, что нет людей, которые были бы свободны от действия на них “утонченной прелести, называемой “мнением”” [

Следствиями “мнения” бывают еретические мысли, богохульство и раскол. Множество душевредных книг написано из этого состояния. Иногда “мнение” приводит свою жертву к очевидной для всех катастрофе. Святитель Игнатий приводит следующий пример гибели подвижника, подверженного прелести “мнения”. На Валаамском острове некий схимонах Порфирий возомнил о себе… что от усиленного подвига он стал легким и может перейти глубокий залив по очень тонкому льду. Отвергнув предостережения старцев, схимонах вступил на лед, но недолго шел он. “Мнение” погубило мнителя, лед проломился, и он погиб [

Ярко выраженная прелесть (как первого, так и второго вида) бывает чаще всего у безмолвников, но и многие люди, живущие среди общества, из-за неправильного направления подвига часто подвергаются тяжкой прелести. Так было во времена святителя Игнатия, так было до и после него.

Трудно, почти невозможно христианину, одержимому прелестью, отказаться от нее и вернуться на правильный спасительный путь. “Труден выход из самообольщения, — свидетельствует святитель-подвижник. — У дверей стража, двери заперты тяжеловесными крепкими замками и затворами, приложена к ним печать бездны” [

Чтобы выйти из прелести, нужен богомудрый наставник, который мог бы вовремя заметить прелесть и исторгнуть ее плевелы из души, если же прелесть укрепилась в душе, нужен дерзновенный пастырь-молитвенник, который своей молитвой мог бы отторгнуть духов тьмы от души прельщенного и вывести ее из области лжи к Свету и Истине – Христу.

Христианин, подверженный прелести, если и сможет с большими усилиями отказаться от нее, то по причине душевного расстройства, причиненного прелестью, бывает неспособен к прохождению возвышенного христианского подвига.

Каждый христианин, заботящийся о своей душе, должен знать о том, что ложное направление в духовной жизни приводит к прелести, и поэтому всеусиленно стараться шествовать истинным путем, чтобы вместо спасения не унаследовать погибель.

Как христианину избежать прелести во всех ее многоразличных проявлениях? В “Отечнике” святитель Игнатий приводит слово Великого Антония: “Люби смирение, оно покроет тебя от грехов” [

По убеждению владыки, смирение должно идти рядом с подвигом. Подвиг без смирения не только не приносит никакого плода, но вводит в высокоумие, осуждение других, в обольщение и прелесть. Владыка Игнатий смирению давал даже явное предпочтение пред подвигом, считая, что если человек не будет нести никаких подвигов, но преуспеет в смирении, он достигнет того же совершенства, какое достигается подвигом. Видя постоянно увеличивающуюся человеческую немощь: душевную и телесную, святитель Игнатий писал: “В наше время Бог дарует спасение более при посредстве смирения, нежели подвига, ныне при умножившихся немощах подвиг особенно опасен, как сильно наветуемый осуждением, притом требующий опытного руководителя, а смирение — всегда непадательно”.

Текст приводится по изданию: Игумен Марк (Лозинский). Духовная жизнь мирянина и монаха по творениям и письмам святителя Игнатия (Брянчанинова). М.: Издательство “Благо”, 2003. С. 100-115.

Источник: halkidon2006.orthodoxy.ru

Протодиакон Андрей Кураев

Можно ли спастись вне Церкви? Воздушная блокада, или где живут демоны

Почему православные так убеждены, что вне Церкви нет спасения? Это что — дурная черта характера? Наследие советской идеологической нетерпимости? Пережиток более давнего “средневекового” склада мыслей и чувств? В какой

Христиане — не хозяева своей Церкви и своей веры. Уже об апостолах сказано: Не вы Меня избрали, а Я вас избрал (Ин. 15,16). Христиане не владеют никакой истиной. Если бы мы были гностиками или оккультистами, которые своими усилиями и своей аскезой создают свои космогонические системы, мы могли бы сказать о себе, что мы нашли знание и мы овладели им. Но это не так: истина сама вторглась в жизнь апостолов и сказала: не идите против рожна (см.: Деян. 9,5). Верующий человек не “владеет истиной”; он служит Ей. А значит, даже при всем желании быть “открытыми” и “современными” мы просто не можем выдумывать себе нового Христа.

Вхождение в Церковь есть вступление в конкретную, живую общину, которой Христос сообщил не расплывчатый набор загадок-коанов, но нечто вполне определенное. “Вера — не результат одинокого умствования, в котором свободное от всяких связей Я что-то выдумывает для себя в поисках истины… И если вера не есть то, что выдумывается мною, то слово ее не отдано мне на произвол и не может быть заменено на другое”

В Евангелии есть много такого, что мне лично совсем не нравится. Например, в нем говорится блаженны алчущие и жаждущие правды, хотя меня больше утешило бы, если бы там было сказано “блаженны профессора богословия”.

Еще мне очень хотелось бы, чтобы в Евангелии не было притчи о десяти девах. Смысл этой притчи ясен: можно со всем жаром сердца откликнуться на зов Жениха, можно стать христианином и при этом в итоге разминуться с Христом — если в светильнике твоей души, в твоей жизни масло ревности по Богу выгорело слишком быстро, если молитвенное горение первых времен жизни со Христом ты затем незаметно растерял и к концу своей жизни стал обычным теплохладным обывателем, который словами говорит о Христе, но никого не греет своими делами. Мне больше была бы по сердцу та концепция, которая есть в секте “Семья” (ранее носившей имя “Дети Бога” и стяжавшей скандальную известность тем, что среди средств проповеди Евангелия она практиковала проституцию, в том числе и детскую, именуя ее “пастырством флиртующей рыбки”): если ты однажды уверовал во Христа, то потом никакие грехи не смогут лишить тебя Царствия Небесного, ты просто уже обречен на спасение

Хотелось бы мне многое переиначить в Евангелии… Но не могу — потому что негоже христианину цензурировать Евангелие. Если мы “куплены в послушание Христово”, то надо не приспосабливать слово Божие под наши желания и наш уровень понимания, а самим постараться понять — что и зачем возвещает нам Писание. Можно возмутиться тем, что Татьяна Ларина отвергла Онегина. Но если мы хотим понять Пушкина, а не просто высказать свою точку зрения на жизнь вообще и на “свободную любовь” в частности, плодотворнее было бы задуматься над тем, почему все-таки Пушкин выбрал именно такую концовку… Если мы хотим понять самое важное в Евангелии — а именно понять, зачем Бог стал человеком и почему Он не ограничился проповедями и беседами, но еще и умер и воскрес, — то надо как минимум внимательно вчитаться в Писание. А то или иное свое желание, ту или иную модную мысль надо бы сверить с Писанием.

Итак, христианское убеждение в том, что нет спасения вне Христа — есть ли это плод человеческой нетерпимости и ограниченности, или это неизбежный и логический вывод из того откровения, что запечатлено в Писании?

Собственно, то, что сказали об этом пророки и апостолы, было весьма логичным выводом из… языческих доктрин. Язычники говорили, что те боги, которым они молятся, — это не тот Бог, Который был изначально и Который дал жизнь всему сущему. Люди Библии согласились: да, это так. Но, значит, и служения тем, кто не является источником жизни, не ведут к Вечной Жизни.

Язычники говорили, что теснее всего они общаются с теми духами, которые живут около земли, в атмосфере. “Есть между высшим миром и низшей землей некие срединные божественные силы, размещенные в воздушном пространстве,

Демоны в лексиконе античности есть существа, посредствующие между высшими богами и людьми. Это отнюдь не обязательно именно злые существа (и тем более не богоборческие). Сократ говорил о некоем “демоне”, который направляет его по жизни… Порфирий уверяет, что некий египетский жрец вызвал “демона” Плотина, “когда демон был вызван и предстал перед глазами, то оказалось, что он не из породы демонов, а из породы богов. Увидевши это, египтянин воскликнул: “Счастлив ты! Хранитель твой — бог, а не демон низшей породы”, впрочем тут же запретив о чем бы то ни было расспрашивать вызванного им духа (Порфирий. О жизни Плотина. 10). Впрочем, и язычники полагали, что демоны могут причинять зло. В “Одиссее”, например, поминается “ужасный демон”.

К этим воздушным силам и были направлены повседневные молебствия язычников. Магическое заклинание эллинистической эпохи призывает: “Прииди ко мне дух, парящий в воздухе, которого призывают тайными знаками и именами”

Впрочем, и Платон к концу своей жизни начал утрачивать оптимизм: “Если же космос движется неистово и нестройно, то надо признать, что это — дело злой души” (Законы. 897d). Тут очевидное отличие от прежнего любования космосом и его владыками: “Космос прекрасен, а его демиург добр; космос — прекраснейшая из вещей, а его демиург

И тогда люди Библии делают парадоксальный вывод: место обитания падших духов — не подземелье, а надземелье, воздушный мир. “И хотя они в качестве наказания, как тюрьму, уже получили ад, т.е. нижний мрачный воздух (aerem),

Суждение Августина можно счесть поздним: он жил в пятом веке по Рождестве Христовом. Светский исследователь мог бы сказать, что он испытал влияние поздних греческих философов (“Под влиянием пифагорейцев и стоиков в эллинистическую эпоху область Аида была перенесена в воздушную сферу”)

В десятой главе книги пророка Даниила Ангел, которого он молил о помощи, смог прийти к нему только три недели спустя после обращения пророка. Причину же своей задержки Ангел “великой силы” (Дан. 10,1) объяснил так: С первого дня, как ты расположил сердце твое, чтобы достигнуть разумения и смирить тебя пред Богом твоим, слова твои услышаны, и я пришел бы по словам твоим. Но князь царства Персидского стоял против меня двадцать один день; но вот, Михаил, один из первых князей, пришел помочь мне… А теперь я пришел возвестить тебе… (Дан. 10, 12—14). Итак, Господень вестник не может

Здесь демоны именуются по имени тех языческих народов, которые им служат. Но живут они не на земле этих народов и не под нею. Потому в Библии духи злобы так и называются – духи злобы поднебесной (см.: Еф. 6, 12). Для библейских авторов богоборческие духи — это некие космические существа, обитатели именно небесных, а отнюдь не подземных сфер. Оказывается, тот мир, который люди привыкли называть “видимым небом”, отнюдь не безопасен, он стремится подчинить себе человеческое сердце…

Небеса скрывают от человека Бога — и эту блокаду надо прорвать. О, если бы Ты расторг небеса и сошел! — восклицает ветхозаветный пророк Исаия (Ис. 64, 1). Еще одна древняя библейская книга обличает иудеев за то, что они оставили все заповеди Господа… и поклонялись всему воинству небесному (4 Цар. 17, 16). Уже в Пятикнижии уникальность религиозного опыта Израиля описывается так: Воинство небесное Господь, Бог твой, уделил всем народам под всем небом. А вас взял Господь Бог… дабы вы были народом Его удела (Втор. 4, 19—20). Пророк Исаия предвидит день Гнева, день падения “космических иерархий”: Истлеет все небесное воинство; и небеса свернутся, как свиток книжный; и все воинство их падет, как спадает лист с виноградной лозы, и как увядший лист – со смоковницы. Ибо упился меч Мой на небесах (Ис.34.4—5).

Настает время Нового Завета — и оно оказывается отнюдь не временем примирения Бога и космических духов. Оно оказывается временем их решающей битвы. При религиозном, а не моралистическом чтении Нового Завета нельзя не заметить, что Христос — воин, и Он прямо говорит, что Он ведет войну против врага, которого называет князь мира сего (Ин. 12, 31). Не менее характерны слова ап. Павла: Наша брань не против плоти и крови, но против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6, 12). Мироправители здесь – kosmokratores. На современный оккультный жаргон kosmokratoros вполне можно перевести как “Владыка Космоса”

Не сам по себе мир плох. Нет, сам kosmos создан Богом, создан тем самым Логосом, который воплотился во Христе. По после того, как: В начале сотворил Бог небо и землю {Быт. 1, 1), в небесном мире произошел некий надлом. И часть Ангельских сил с тех пор притязает на самостоятельную, безбожную власть над человеком и его миром. Преподобный Антоний Великий так говорит о происхождении язычества: “Итак, во-первых, знаем, что демоны называются так не потому, что такими сотворены. Бог не творил ничего злого. Напротив того, и они созданы добрыми; но, ниспав с высоты небесной и вращаясь уже около земли, язычников обольщали видениями”

Все послания апостола Павла единогласно говорят о Кресте как о победе Христа над некиими “космическими властями”, “князем власти воздушной” (Еф. 2, 2; церковно-слав. перевод). Против них сразился Христос: отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою (Кол. 2, 15)

Теперь же, после воплощения надкосмического Бога в поднебесном мире, человек может вступить в общение с бытием Наднебесным: Как безмерно величие могущества Его в нас, верующих по действию державной силы Его,

По пояснению преподобного Максима Исповедника, Крест упразднил “враждебные силы, наполняющие среднее место между небом и землей”

И вот после Пятидесятницы первомученик Стефан видит небеса отверстые, через которые становится зримым Иисус, стоящий одесную Бога (Деян. 7, 56). Спаситель, которого узрел первомученик Стефан, совершил борение, итог которого апостол Павел видит в том, что отныне христиане имеют Первосвященника великого, прошедшего небеса, Иисуса Сына Божия (Евр.4, 14).

Ничто не должно разлучать человека с Богом: Ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 8, 38—39). Истинная религия — это не контакт с духами космоса. Религия — связь человека с Богом. С Тем, Кто изначала создал космос и человека, а не с чем-либо появившимся в космических пространствах.

Христианство не обращает внимания на языческое различение демонов (как духов атмосферного неба) от богов (как владык неба звездного). Две оценки языческих мифов сосуществуют в библейском мире. Согласно одной, “Все боги

Апостолы в своем бунте против язычества не ограничились отвержением власти воздушных демонов, подлунных владык, но и отказались служить владыкам звездного неба. “Космократоры”, которых мы встретили в тексте ап. Павла, не есть термин, изобретенный апостолом. В античной философии космократоры – это правители чувственного космоса, планетарные боги. “Семь космократоров”

Св. Иоанн Златоуст сравнивает небо с завесой Иерусалимского храма

Все народы земли пошли путем общения с “космическими духами”, и потому “главную мысль большей части Ветхого Завета можно было бы назвать одиночеством Божьим”

И это не потому, что Богу хотелось разорвать кольцо Своего одиночества. Просто люди умирали в этой блокаде: ведь они были окружены тем, о ком сказано, что он человекоубийца от начала (см.: Ин. 8, 44).

Примечания:

[1] Рацингер Й. Введение в христианство. Брюссель, 1988. С. 54-55

[2] “Спасшись один раз, верующий остается спасенным навсегда” (Наша Декларация Веры, 6д). Согласиться с “Семьей” мне мешает такое, например, предупреждение ап. Павла: “Мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца” (Евр.3,14).

[3] Цит. по: Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб., 2000. С. 448.

[4] Смагина Е. Б. Комментарии // Кефалайя (“Главы”). Коптский манихейский трактат. М., 1998. С. 300-301

[5] Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб., 2000. С. 166

[6] Св. Афанасий Великий. Житие преподобного отца нашего Антония. 22 // Св. Афанасий Великий. Творения. Т. 3. Троице-Сергиева лавра. 1903. С. 236

[7] После всего сказанного понятно, что для христианина визитная карточка того духа, что общается с Рерихами – “Владыка Космоса” – выглядит весьма недвусмысленно. И если человек помнит эти новозаветные свидетельства о “князе власти воздушной” и о духах, которые желают разлучить Христа и человека, он не может не обратить внимание на такое, например, заявление Николая Рериха: “Множество населяющих межпланетные пространства подтвердят охотно мощь мысленного сотрудничества” (Рерих Н. К. Сожжение тьмы. Привет молодым. // Рерих Н. К. Душа народов. М., 1995. С. 101).

[8] Преп. Максим Исповедник. Творения. Ч. I. М., 1993. С. 187

[9] Свт. Иоанн Златоуст. Творения. Т. 2. Кн. 1. СПб., 1896. С. 438

[10] Свт. Иоанн Златоуст. Творения. Т. 5. Кн. 1. СПб., 1899. С. 158

[11] Ср. радикальный “евгемеризм” св. Иоанна Златоуста: “Весь список языческих богов состоит из этих людей” (св. Иоанн Златоуст. Творения. Т. 2, кн. 1. СПб., 1896. С. 16).

[12] Масоретский (еврейский) текст Писания в этом месте гласит: “Все боги народов – идолы, а Господь небеса сотворил”

[13] Центр японско-тибетской секты “Рейки”, членом которой был певец Игорь Сорин (солист группы “Иванушки International”), покончивший с собой, скромно именует себя “Межгалактический Центр Сотрудничества”

[14] Дамаский Диадох. О первых началах. СПб., 2000. С.371 и 939

[15] Свт. Иоанн Златоуст. Творения. Т. 2. Кн. 1. СПб., 1896. С. 392.

[16] Честертон Г. К. Книга Иова // Избранные произведения в 5 томах. Т. 5. М., 1995. С. 174

[17] Буквально здесь стоит “царица неба” — у Иеремии речь идет о поклонении Луне (Астарте, Юноне…) как божеству.

Источник: halkidon2006.orthodoxy.ru

Об ангелах Ангельский мир Михаил архангел Архангел Архистратиг Архангел Гавриил Об именах Ангелов Религия Персии Писания Эммануила Сведенборга Ложные Ангелы

С. Л. Франк

Учение о переселении душ

Религиозно-исторический очерк

Учение о переселении душ нужно отличать от учения о перевоплощении. Последнее относится к первому, как род к виду. Общая мысль, что индивидуальная человеческая душа не привязана раз и навсегда к данному телу, а способна (по смерти, а иногда даже при жизни) от него отрываться и воплощаться в новое тело – в тело другого человеческого существа, животного и растения, и даже в неорганическое тело, например, камень и т. п. – есть едва ли не общая вера всех или большинства первобытных народов. Это есть естественный вывод из “анимистического” представления о душе, как о “духе” (аналогичном демонам и другим духам, населяющим весь мир), т. е. как об особом существе, лишь случайно обитающем в данной телесной оболочке. Фольклор едва ли не всех народов наполнен верой в способность человека “оборотиться” животным, растением, камнем и т. п. Злые силы могут заколдовать человека в этом направлении и придать ему какой-либо нечеловеческий телесный облик, добрые силы могут сделать то же в интересах спасения человека от врагов или успеха его предприятия. Известен мотив русской сказки, по которому “Иванушка” может не только превратиться в козленка, но и рассказать, кто его убил через дудочку, вырезанную из дерева, которое выросло на его могиле. “Метаморфозы” (“Превращения”) Овидия есть собрание легенд и сказок античного мира о такого рода “превращениях” человека, т. е. переходах его “я” из его обычного, собственного тела в самые разнообразные иные телесные формы. Такого рода сказки, поверия и сказания на первоначальных ступенях народной духовной культуры нельзя, конечно, отчетливо отличить от религиозных верований: то и другое слито в общем, первоначально совершенно чуждом элементе художественной игры и фикции, представлении как об одушевленности и сродстве между собою всех существ и вещей природы, так и о легкости, с которой любая душа может менять свой внешний облик или переселяться в другое тело.

История первобытных религий показала, что первоначальным религиозным миросозерцанием если не всех, то огромного большинства первобытных народов был “тотемизм” — вера в происхождение данного племени от определенного животного, которое почитается священным покровителем и божеством племени. Сколь бы неясен ни был в других отношениях смысл этой веры, она во всяком случае свидетельствует о том, что на первых ступенях духовно-религиозного развития людям представлялось естественным тождество человеческого существа с животным (несмотря на различие телесного обличия), откуда и возникает представление о легкости перехода одного в другое. Сюда же относится, конечно, и языческое представление об идолах и истуканах как реальных воплощениях богов. Еврейское ветхозаветное представление об особом творении человека по “образу и подобию Божию”, т. е. о принципиальном, неизгладимом различии между человеком и всеми остальными живыми существами есть, несомненно, настоящий уникум в истории религиозных верований, подлинно новое, единственное и небывалое откровение о существе человека (и Божества) ^[1]. С библейским представлением о человеке как образе Божием связана и мысль о единственности и неповторимости каждой человеческой индивидуальности, с чем несовместима и вера в перевоплощение в другое человеческое существо ^[2].

От этого общего представления большинства первобытных народов о возможности для человеческой души перевоплотиться после смерти или даже при жизни в другое человеческое существо, животное, растение или даже неодушевленный предмет надо, как указано, отличать учение о переселении душ в точном специфическом смысле этого понятия. Под ним разумеется вера, что нормальной и необходимой формой посмертного существования души является ее переход в другое живое тело — в тело другого человека, животного или растения, вера в странствование, “блуждание” (таков смысл индусского слова “самсара”) души — от одной телесной смерти к другой — через разные органические тела. Такого рода вера составляет в истории религиозных представлений скорее исключение, чем общее правило. Она встречается у трех древних “арийских” народов: у индусов, кельтов и фракийцев; от последних она вместе с культом бога Диониса перешла в орфическую секту древних греков. Принадлежность этих трех народов к так называемому “арийскому” племени, впрочем, ровно ничего не объясняет по существу. Не только потому, что “арийство” есть, как известно, в научном смысле лишь лингвистическое понятие (понятие народов, языки которых принадлежат к “индогерманской” группе и, вероятно, произошли от одного праязыка) и ни в какой мере не указывает на единство расы, но и в особенности потому, что древнейшие индусы до своего смешения с исконными темными аборигенами индусского полуострова, как раз не знали учения о переселении душ, так же, как оно отсутствовало и у несомненно географически ближайшего и расовородственного им “арийского” народа иранцев, с которым они некогда составляли одно индоиранское племя (не знали этого учения и другие “арийские народы”, за исключением только, как указано, кельтов и фракиян). Древнейшая религиозная вера индусов, как она встречается в религиозных гимнах “Ригведы”, имела теистический характер. Это была вера если не в единое, то в высшее Божество — творца, промыслителя и судию мира (Асура-Варуна, тождественного с Ахура-Мазда древних иранцев — “владыку священного закона”) — и в связи с этим вера в личное бессмертие на небесах, в божественном мире умерших “отцов”. Строгое блюдение культа обожествленных предков и обязанность вдовы соблюдать верность умершему мужу (позднее даже – добровольно следовать за ним в загробный мир) — эти характерные черты древнейшей индусской религиозности явно не совместимы с верой в переселение душ, которая даже в зачатках не встречается в древнейшем памятнике индусской письменности — в “Ригведе”.

Очень интересно проследить, в какой форме впервые проявляются в Индии — классической стране учения о переселении душ — представления, которые в чисто хронологически-генетическом порядке содержат первый зачаток этого учения ^[3]. Постепенно следы этого духовного процесса начинают встречаться в древнейших богословских текстах так называемых “брахман”, т. е. богословских толкований ритуала жертвоприношений: представление о блаженной вечной жизни умерших предков начинает колебаться и замутняться тревогой об их судьбе. Не только нарастает сознание, что души неочищенные и не подготовленные к вечной жизни могут не сразу найти обитель вечной жизни, а “оглушенные огнем и дымом” — при сжигании тел — до отыскания своей истинной обители на небесах должны долго скитаться (нечто вроде чистилища), но возникает и странное, единственное в своем роде представление о возможности для умерших “повторной смерти” в ином мире. Уже в Ригведе встречается молитва за душу умершего, именно о даровании ей подлинного бессмертия, которое, следовательно, не считается само собой обеспеченным. В “брахманах” же прямо говорится, что неведающий правильных магических обрядов после своей земной смерти становится “снова и снова пищей бога смерти”. Это странное представление в сущности довольно естественно на почве общего сознания, представляющего загробную небесную жизнь души вполне сходной по содержанию с жизнью земной: если в ином мире повторяется все земное, то легко прийти к заключению, что в нем повторяется — и притом неоднократно — и смерть. Эта повторная смерть уже умершего по общему правилу мыслится не как новое воплощение его на земле, а как событие, изменяющее, но не прекращающее его загробную жизнь: “в том мире бог солнца (смерти) убивает человека (еще не окончательно освобожденного от смерти) много раз”. Но в немногих текстах с этим связывается и мысль о воплощении, которое в эту эпоху рассматривается как редкое радостное событие возвращения к жизни. Таким образом, первоначальным источником древнеиндусского учения о воплощении или переселении душ является сознание, что смерть есть не однократное испытание, через которое должен пройти человек — “двум смертям не бывать, одной не миновать”, — а, быть может, суждена человеку многократно — после первой смерти, как конца земной жизни, его ожидает еще целый ряд смертей и в загробной жизни. Религиозное ударение лежит при этом не на идее новых жизней, а на идее множества смертей. Однако мысль о вторичной загробной смерти сама собой должна была привести к представлению, что смерть в ином мире так же означает начало новой земной жизни, как смерть на земле — начало жизни в ином мире.

Приведенное представление было, вероятно, исходной точкой позднейшего индусского учения о переселении душ — но лишь в чисто внешнем, хронологически-генетическом порядке. По своему религиозному мотиву оно скорее прямо противоположно последнему. Оно истекает из присущего древнейшей эпохе индусской культуры чувства страстной привязанности к жизни и соответствующего ей ужаса при мысли о смерти, и есть лишь потенцирование страха смерти, тогда как позднейшее классическое индусское учение о переселении душ — так же как соответствующее греческое учение — есть, напротив, продукт отвращения и усталости от жизни и жажды окончательного успокоения в смерти (как увидим дальше). Между этими двумя миросозерцаниями и жизнеощущениями лежит эпоха какой-то радикальной духовной революции, недостаточно отмеченной в истории индусской религиозной письменности.

Историки индусской религиозности считают, что одним из первых источников этого позднейшего учения о переселении душ было усвоение арийскими завоевателями Индии тотемистических представлений темных аборигенов страны, короче говоря — влияние натуралистического элемента первобытной индусской религиозности. В такой натуралистической религии нет принципиальной грани между человеческой душой и одушевленностью остальной природы, так же, как нет ощущения абсолютного незаменимого значения каждой человеческой индивидуальности. Вполне естественно, что человеческая душа начинает рассматриваться как некая волна разлитой в природе безличной психической энергии или космического психического субстрата, откуда легко возникает представление, что после смерти человека запас психической энергии или психического субстрата, составлявший его душу, продолжает жить и действовать в других творениях природы.

Но и этот мотив не является центральным и основополагающим в индусском учении о переселении душ. Сам по себе он мог бы так же легко повести к представлению об окончательном растворении души в безличном психическом океане; и в буддийском религиозном мировоззрении как раз отказ от веры в субстанциальность индивидуальной души, постижение души как безличного комплекса отдельных ее элементов и процессов является условием спасения души от будущих переселений, окончательного ее успокоения в блаженстве “нирваны”. Истинное происхождение учения о переселении душ заключено в сочетании натуралистического мироощущения со своеобразной идеей, которая составляет подлинно оригинальное достояние индусской религиозности — в идее кармы.

Известно, что такое карма. Это есть судьба человеческой души в новой земной жизни, определенная ее делами в жизни предыдущей — имманентное возмездие — награда или наказание, испытываемое душой в новом воплощении, в итоге того, что ею было совершено в предшествующей жизни. Карма есть прежде всего индусская форма теодицеи. Правда на земле всегда торжествует — только не в данном отрывке жизни одного воплощения души, а в последующем земном ее воплощении; страдания и радости жизни лишь мнимо могут быть незаслуженными — они всегда заслужены в предшествующей жизни. Карма дает оправдание и кастовому строю общества: несправедливость общественного устройства, в котором один человек от рождения пользуется всеми привилегиями и почетом высшей касты, а другой обречен на бедность и позор принадлежности к низшей касте, исчезает, если верить, что каждый рождается в той касте, которую он заслужил себе своей предшествующей жизнью. Карма есть некий закон сохранения нравственной энергии в жизни каждого человека — добро и зло, осуществленные в одной его жизни, сохраняются и продолжают действовать и определять его судьбу в следующей его жизни.

Могло бы показаться, что здесь есть полная аналогия с христианским учением о награде и каре на небесах. Но в учении о карме есть и другие черты, резко отличающие ее от христианского мировоззрения. Прежде всего — содержащийся в нем мотив полной деперсонализации человеческой души. Человеческая душа распадается здесь без остатка на комплекс или сумму добрых и злых дел. “Подобно тому, как в хозяйственном обороте блага всякого рода лишаются своего своеобразия и превращаются в однородные денежные ценности, так здесь намечена мысль, что живая своеобразная ценность личности превращается в некоторого рода моральную денежную ценность, в сумму благоприятных или неблагоприятных карм” ^[4]. Единственное, что есть подлинно бессмертное в человеке, это его дела ^[5]. Так определенно формулируется учение о карме в том месте одной из древнейших Упанишад (Брихад-Араньяка Упанишад), в котором впервые в индусской литературе встречается в качестве нового таинственного открытия в области духовного бытия это учение. Некто спрашивает мудреца, ведателя божественных тайн Яджанавалькию, что собственно есть бессмертного в человеке. “Если после смерти человека речь его входит в огонь, дыхание его — в ветер, глаз его в солнце, его манас (умственная или психическая сила, ср. латинское менс) — в месяц, его ухо — в полюсы, его тело — в землю, его атман (самость) в акашу (мировое пространство), волосы его тела — в травы и волосы его головы — в деревья, его кровь и семя в воду, — где же остается сам человек”. “И сказал Яджанавалькия: “возьми меня, дорогой, за руку; об этом мы должны сговориться одни, а не здесь в собрании”. И оба они ушли и говорили; и то, о чем они говорили, было дело, и то, что они славили, было дело. Поистине добрым становится человек через доброе дело, и злым — через злое” ^[6].

Второй мотив учения о карме есть абсолютный фатализм, в связи с мыслью о невозможности искупления раз совершенной вины. Дело, раз совершенное человеком, есть сила продолжающая жить независимо от него, сила, над которой он более не властен и которая определяет всю его будущую судьбу. Правда, в учении Упанишад о слиянии (тождестве) человеческого “я” (Атман) с Брахмой (абсолютной божественной первоосновой Бытия), как и в учении систем Йоги, Санкья и буддизма о нирване, о блаженстве “погасания”, дается возможность выхода из бесконечности страдания как последствия злых дел; но этот выход предполагает прекращение всякой деятельности, выступление путем отказа от индивидуальной жизни, из рокового круга блуждания по миру через перевоплощения. В пределах этого круга жизни, напротив, все предопределено и ничто уже не может быть изменено покаянием и стремлением к добру — уже потому, что человек, совершивший злое дело, благодаря карме лишается этих нравственных сил и обречен своим прошлым творить злые дела.

Отсюда вытекает и третий мотив учения о карме — его пессимизм, и притом как бы двойной. Не только этим как бы увековечивается зло — злые дела обрекают человека и в будущей жизни быть злым и творить новое зло, — но в силу этой закономерности — неуничтожимости раз совершенного зла и порождения им нового зла — количество злых дел и побуждений, а потому и количество бедствий и несчастий в мире должно неустранимо накопляться и возрастать. И действительно, мы встречаемся с учением о постепенном ухудшении и вырождении мира. Карма определяет не только своеобразное морально-психическое perpetuum mobile, но каждый поворот в этом бесконечном самовращении колеса увеличивает роковую движущую силу вращения — зло. По учению о блуждании (самсара) душ, действие кармы ведет к постепенному разрушению и исчерпанию благих сил мировой жизни. Добро сперва полностью властвует над жизнью — когда души, эманации божества, впервые вступают в мир, — потом на три четверти, наполовину, на одну четверть, пока зло не разрушит окончательно мировой жизни, и души не вернутся к своей исходной точке (нынешнее состояние мира есть именно последнее, наихудшее). Но этим дело не кончается — за одним эоном следует другой, с совершенно такой же судьбой душ и мира, и так без конца. Учение о переселении дуги связано, таким образом, здесь — как позднее у пифагорейцев — с учением о вечном повторении мирового бытия. Вся мировая жизнь не имеет иного смысла и иной цели, кроме вечного возмездия за раз совершенное зло ^[7].

Отчасти в силу своей неразрывной связи с учением о роковой связанности цепи будущих жизней с кармой, отчасти и независимо от этого, просто в силу основного индусского мироощущения, учение о переселении душ здесь глубоко пессимистично — так же, впрочем, как во всем древнем мире. Если первоначальной исходной точкой этого учения был, как мы видели, страх смерти, который ведет к кошмару повторных смертей, то классическое индусское учение о переселении душ есть, напротив, выражение страха жизни. Нельзя достаточно резко подчеркнуть, что мысль о цепи новых рождений и жизней для индуса — как и для греческих орфиков — означает то же, что для христианина кошмар вечных адских мук. Самая земная жизнь есть для индуса мука неутоленных желаний и постоянных страданий, и учение о переселении душ выражает жуткое сознание, что и смерть не приносит конца этой муке, а через новые рождения ее увековечивает. Таинственная древняя мудрость “Упанишад” знает спасение от этих вечных адских мук земной жизни в уходе сознания в ту последнюю первооснову духа, в которой человеческое “я”, “атман”, совпадает с всеобъемлющим, вечным, бесстрастно-неизменным божеством Брахма. История индусской религии с достаточной достоверностью теперь выяснила, что первоначальное мировоззрение здесь строго дуалистично: мир и земная жизнь есть реальность зла, отличная от блаженной вечности Брахмы — продукт некоего грехопадения самого божества (это мировоззрение позднее систематизировано в учении мудреца Капилы, в так наз. Санкья). Позднее реальность материи, “Пракрити”, как источника зла, превращается в иллюзорность земной жизни, в очарованность “майей” (в системе Веданты). В обеих концепциях слияние с божеством, возврат к непоколебимой блаженной вечности есть уход из жизни, исчезновение мирового бытия. Брахма есть предельное мистическое понятие сущего небытия, положительного блаженства потухания, исчезновения, растворения, аналогичного состоянию глубокого сна или обморока без сновидений — но без опасности нового пробуждения. “Брахма”, с одной стороны, близка к идее божественного “Ничто” христианских учителей отрицательного богословия, но, с другой стороны, отличается от него абсолютным исчезновением, потуханием в непостижимом всеединстве человеческого сознания. Буддизм в этом отношении не внес ничего нового в индусское религиозное сознание — он лишь упростил и популяризировал его, уничтожив мистическую метафизику брахманизма. Он не только уже не знает Брахмы и слияния с ним, но — что еще важнее — он не знает и неподвижного центра человеческой личности, “Атмана”, в последней своей глубине совпадающего с “Брахмой”. Напротив, спасение от вечных адских мук переселения душ — спасение это есть и в буддизме основная цель религиозного учения, так же как и в брахманизме — дается здесь через усмотрение иллюзорности самой человеческой души, как единства. Душа есть не что иное, как совокупность, комплекс, “пучок” желаний, жизненных страстей, ее кажущееся единство лишь мнимо, есть злое наваждение слепой похоти к жизни, а с устранением этого заблуждения человек спасается от цепи рождений, окончательно умирает, растворяется в нирване ^[8]. Будда, так же как мудрецы “Упанишад” и авторы систем Санкья и Веданты, есть спаситель от жизни, от дурной бесконечности цепи рождений, возвеститель окончательного потухания жизни в вечном покое нирваны. И если Будда начинает свою проповедь торжественными словами: “откройте ваши уши, монахи: спасение от смерти найдено”, то это имеет лишь внешнее сходство или лишь малую точку соприкосновения с Христовым делом победы над смертью. Ибо Будда побеждает смерть именно как переход к мукам новой жизни, или побеждает смерть через уничтожение самого субстрата, которым питается смерть — самой жизни. Лишь западное сознание, когда оно соприкоснулось с этим учением, могло — в силу аксиоматической ценности для него жизни — впасть в заблуждение, приняв учение о переселении душ за благую весть о своеобразном бессмертии, о большей полноте жизни.

Этот смысл индусского учения о переселении душ, как о вечных адских муках на земле, остается неизменным во всем древнем мире. Генетическая связь соответствующих религиозных представлений фракийцев с индусским учением остается невыясненной и, по-видимому, и по существу сомнительной; тем более замечательно, что когда древние греки в лице секты “орфиков” восприняли от фракийцев вместе с культом бога Диониса и учение о переселении душ, оно имело у них и то же содержание и тот же религиозный смысл, что и в Индии ^[9]. В оргиастических мистериях фракийского культа Диониса, в священном безумии вакханалий, которое в течение V—VI веков до Р. X. распространяется по всей Греции, как “зараза” или “пожар” (выражение Эврипида в “Вакханках”), участники их имели опыт “экстаза”, как бы выхода души из тела, ее пребывания в ином божественном мире и, тем самым, опыт совершенной инородности души телу. Греческий миф о сыне Зевса, Дионисе-Загревсе, растерзанном и проглоченном титанами, о сожжении последних Зевсом и о происхождении человеческого рода из пепла титанов, проглотивших Диониса, символизирует двойственную природу человека, смешение в ней божественной субстанции со злой, титанической. В позднейшей, очищенной греческой религиозности опыт вакхического экстаза (подобный опыту мусульманских дервишей и персидских суфи) заменяется опытом аскезы — духовного (отнюдь не чисто морального) максимального очищения души от соприкосновения со всем земным, нечистым, телесным (хотя идея “священного безумия” и извлекаемого из него высшего знания играет, как известно, еще большую роль в религиозно-метафизической психологии Платона). Из этого резкого различия между душой и телом, в связи с пессимистической установкой в отношении земной телесной жизни души (тело есть для орфиков, как известно, “темница” или “могила” души) возникает, с одной стороны, идеал блаженного бессмертия, как бестелесного бытия души (идеал, как известно, совершенно отсутствующий у Гомера) и, с другой стороны, сознание трудности в достижении этого идеала. Учение о переселении душ у орфиков и пифагорейцев есть именно выражение этого трагического сознания трудности для души окончательно вырваться из телесной тюрьмы души: после смерти душа вновь воплощается в новое тело, попадает в новую тюрьму. Замечательным образом мы встречаем в этой связи и индусское учение о карме: в новой телесной жизни души получают возмездие за дела их прошлой жизни; душе суждено испытать на себе в новом воплощении то зло, которое она причинила другим в жизни предшествующей. Единственное — но религиозно мало существенное — отличие этого греческого учения от индусского состоит в том, что по учению орфиков перевоплощение после смерти происходит не сразу, а прерывается временным пребыванием души в подземном мире, где она также несет возмездие за грехи своей прошлой жизни (по мифу у Платона в 10-й книге “Государства” это пребывание в аду длится 1000 лет — есть десятикратное возмездие за земную жизнь, нормальный срок которой исчисляется в 100 лет). И так же, как у индусов, задача “посвящения” и чистой жизни состоит в том, чтобы научить душу “вырваться из круга (рождений) и вздохнуть от бедствий”. Переселение душ и здесь есть, следовательно, вечные адские муки на земле, и спасение состоит в избавлении от новых рождений. Существенно отличен от индусских представлений здесь лишь идеал бытия души после ее спасения от круговорота рождений: он состоит не в потухании в нирване, а в ее блаженном индивидуальном бессмертии в божественном небесном мире. Но и там и здесь переселение душ и есть зло бесконечно длительной прикованности души к телу и земле, и спасение от него состоит в окончательном отрыве от телесного мира, или, как позднее сказал Плотин, в “бегстве одинокого к одинокому”, души — к Богу. (Θγνη του μονου προς τον μονον

Орфическое учение перешло в неизмененном виде и в так называемую “пифагорейскую” школу, основанную полумифическим Пифагором в VI веке до Р. X. в южной Италии. Пифагор был в гораздо большей мере религиозным реформатором и основателем религиозной общины, чем основателем той философской системы, которая развилась среди его учеников; во всяком случае нас здесь интересует только религиозное учение о душе его и его последователей. Основой этого учения было, как у орфиков, представление о полной чужеродности души и тела, и вместе с тем об однородности души всех органических существ, следовательно, о возможности для любой души пребывать в любом теле, в силу чего переселение души становится делом вполне естественным. Уже современник Пифагора, философ Ксенофан, упоминает это учение, высмеивая его: “Говорят, что когда он однажды, проходя по улице, увидел, как бьют собачонку, он воскликнул, полный сострадания: перестань бить — в ней сидит душа моего друга, я узнал его по голосу”. Пифагору приписывалась чудесная способность вспоминать свои собственные прошлые жизни (так же, как и в Индии Будде, который подробно во всех деталях рассказывал о своих прежних жизнях). В аскетическом и пифагорейском опыте перевоплощений отчетливо выражено и учение о “карме”: в каждом следующем воплощении человек получает возмездие за свою прошлую жизнь. Особенно резко высказана мысль, что вообще вся земная жизнь человека есть результат грехопадения, прегрешения, совершенного душой на ее небесной родине, где она была божеством или богоподобным существом (в пылинках, играющих в солнечном луче, пифагорейцы усматривали такие души, спускающиеся с неба на землю). С большой художественной выразительностью и религиозным пафосом описывает Эмпедокл (пифагореец), горькую участь богов, изгнанных за свои грехи па землю и обреченных на круговорот перевоплощений:

“Есть судьбы приговор, богов бессмертных решенье
Древнее — скреплено оно нерушимою клятвой:
Кто загрязнит свои руки греховным пролитием крови
Или кто лжеприсягою в споре себя обесчестит
Из духов, наделенных вечно-длящейся жизнью —
Тридцать тысяч лет вдали от блаженных блуждают,
Тяжкие смертных пути меняют они неустанно.
В множестве разных тел с времен теченьем рождаясь,
Ибо воздуха сила к морю их изгоняет,
Море на землю их изрыгает, земля же обратно
Гонит их к солнца лучам, лучи же — в воздушные вихри.
Все их берет от другого и всем они ненавистны.
Ныне и я таков, беглец богов и заблудший.
Я уж некогда юношей был и девой и птицей,
И кустом, и немой в воде обитающей рыбой.
Плакал я и рыдал, увидав мне чуждое место.
О, с какой высоты, с какого царства блаженства.
Пав на низкую землю, теперь живу среди смертных!
Темное место, в котором царят убийство и злоба,
Духи злосчастий витают толпой и несутся во мраке,
Засуха, тленье чредой, наводненье и всякие беды” ^[10].

Эмпедокл оплакивает горькую судьбу человеческого рода, возникшего из “брани и стонов богов”. Через очищение и аскезу люди могут подниматься в новых рождениях на высшие ступени бытия — рождаться ясновидцами, поэтами, врачами и, наконец, снова становиться богами.

Любопытно, что и у пифагорейцев, как и в Индии (см. выше), учение о переселении душ связывалось с учением о возвращении всего сущего, с удручающим представлением (которое нравилось Ницше именно безысходным трагизмом и восхвалялось им, как сильнейшее испытание мужественности нашей души), что по истечении некоего мирового эона, все в мире повторяется (бесконечное число раз) в абсолютно тождественном виде. Ученик Аристотеля Эвдем говорил на лекциях своим слушателям: “Если верить пифагорейцам, что все повторяется многократно, то я некогда снова буду рассуждать перед вами, и вы будете сидеть здесь, и все остальное снова будет таким же”. Очевидно, что и спасение очищенных душ от круговорота рождений мыслилось не окончательным, а лишь временным, за ним должно было следовать новое их падение и новый круговорот рождений, и так без конца. Это учение о вечном возвращении встречается и у орфиков и позднее было воспринято системой стоиков. Орфически-пифагорейские представления о переселении душ были, с несущественными изменениями, популяризованы греческим лирическим поэтом Пиндаром. Для душ, способных к очищению, достаточно, по Пиндару, три последовательных земных рождения (прерываемых временным пребыванием в аду); после последнего из них, в котором душа рождается “героем”, вождем людей, она возвращается к вечной блаженной жизни в божественном мире. Не само учение о переселении душ, но явный его отголосок встречается в своеобразной “карме”, определяющей судьбы людей у греческих трагиков, в особенности у Эсхила и Софокла: сила и как бы субстанция раз совершенного греха продолжает снова жить в судьбе потомков и карается в них все новыми злодеяниями и бедствиями. И с этим совпадает пессимистическое представление о жизни, как о длящейся “смерти” души.

Но величайшим умом, который воспринял и философски развил учение о переселении душ, был Платон.

Центр тяжести учения Платона о душе, ее судьбе и назначении (учения, которое в его связи с общей метафизикой Платона, мы не можем здесь подробно излагать) лежит, впрочем, в другом пункте: в истории человеческой мысли Платон является величайшим предвозвестником учения о духовной, бестелесной и неземной природе души и о ее бессмертии. Душа по своей природе вечна, будучи сродни незримому для чувственных очей вечно-неизменному миру идей, принадлежа по своей природе и происхождению потустороннему божественному миру и будучи носителем на земле начала жизни, которое само по себе непреходяще. Можно смело сказать, что вера в личное бессмертие души в связи с верой и в ее богоподобие, укрепилась в сознании человечества в значительной мере под влиянием платонизма. Сама по себе эта вера отнюдь не совпадает с учением о переселении душ, а в некоторых отношениях ей даже противоположна: по меньшей мере, индусское и орфико-пифагорейское представление о возможности воплощения человеческих душ в животных и даже растениях явно несовместимо с платоновским убеждением, что основой души и источником ее бессмертии является начало чистой духовности, сверхчувственного интеллектуального созерцания, да и вообще основной истинный путь души, соответствующий ее подлинной природе, есть “путь вверх”, в небесный мир. Однако, резкая разница между небесным и земным миром, представление о земной жизни, как об изгнанничестве души, как итоге ее грехопадения на небесах (в мифе, изложенном в “Федре”, в результате ослабления интеллектуального созерцания на небесах у души отпадают ее крылья, и она низвергается на землю) и общий пессимизм Платона сближают его с орфико-пифагорейским кругом идей (или заимствованы им оттуда); и в этой связи он воспринимает и учение о переселении душ. Оно излагается у него, правда, всегда в мифологической форме, ссылкой на “древнее сказание”, или, как в заключительной книге “Государства”, на свидетельство легендарного лица, побывавшего временно в загробном мире и изведавшего его тайны, — так что остается в сущности не вполне ясным, в какой мере Платон серьезно верит в буквальный смысл учения о переселении душ, и в какой мере оно служит ему лишь мифологической иллюстрацией для иных, фундаментальных представлений об общей природе и назначении душ. Во всяком случае основной дуализм Платона, представление о совершенной чужеродности души телу и как бы лишь внешней случайной связи между ними делало для Платона естественной пифагорейскую мысль, что любая душа может обитать в любом теле (см. выше) — мысль, против которой позднее резко протестовал с точки зрения своего понимания души, как энтелехии тела, ученик Платона Аристотель. Нет надобности более подробно останавливаться на учении о переселении душ, как оно развивается у Платона: оно в общем повторяет учение орфиков и пифагорейцев. Отметим лишь два отличия Платонова учения, из которых наиболее существенно второе. Во-первых, Платон нигде не упоминает возможности воплощения человеческой души в растения — пределом воплощения остается животный мир, и притом преимущественно в лице высших его пород: хищных зверей, орла, лебедя, певчих птиц; да и это суть как бы предельные случаи, тогда как по общему правилу переселение душ ограничено миром человеческих существ. Во-вторых, более принципиальное отличие платонова учения состоит в том, что существенно ограничивается безнадежное учение о предопределенности будущих судеб души “кармой”: в упомянутом выше мифологическом описании в 10-й книге “Государства” души умерших, пройдя очистительные испытания в подземном мире, сами избирают себе будущую земную судьбу, т. е. род своего воплощения, руководствуясь при этом опытом прошлой жизни. Раз избрав себе судьбу, души уже в дальнейшем подпадают под власть рока, необходимости, но самый выбор — свободен. Таинственный пророк, берущий из лона Лахезис (“мойры”, т.е. судьбы прошлого) листки с очертаниями будущей жизни и кладущий их перед душами, которые могут выбирать из них, говорит им: “Однодневные души, начинается новый смертоносный оборот жизни бессмертного рода. Не вас (т. е. не вашу судьбу) выбирает себе демон, а вы сами выберете себе демона (жизненный путь)… вина выбирающего; Бог не виновен”. Здесь резко подчеркиваются свобода и ответственность человека за его грядущую судьбу. Прошлая жизнь не тяготеет над дальнейшей судьбой души, как неумолимая карма, не обрекает ее с безысходной необходимостью на зло и страдание в последующей жизни — Платой ясно говорит, что это было бы несовместимо ни с всеблагостью Бога, ни со свободой человека. Дело обстоит, напротив, так, что опыт предыдущей жизни чему-то научает человека (разных людей — в разной степени), и это (относительное) знание того, что ему подлинно нужно и чего он должен избегать, руководит им при свободном выборе новой жизни. Именно отсюда вытекает важность в течение земной жизни приобрести истинные, философски обоснованные понятия об истинном существе добра и зла.

Вера в переселение душ не сохранилась в позднейшие эпохи греческой религиозности — ни в греческой философии, где она была вытеснена и совершенно иной аристотелевской концепцией души, и пантеизмом стоиков, для которых душа есть частица божественного огня, стремящаяся слиться со своим источником, и материализмом школы Эпикура, который ставил своей основной задачей именно спасти людей от страха мысли о каком-либо загробном существовании и проповедовал полное исчезновение души со смертью, — ни в народных религиозных верованиях (по свидетельству лучшего знатока этого вопроса Родэ). Вновь встречается эта вера в возрождении платонова миросозерцания в неоплатонизме. Но у величайшего мыслителя неоплатонизма Плотина мысль настолько поглощена созерцанием божественного мира, родством с ним и тяготением к нему человеческой души, что учение о странствовании душ по земным телам играет у него еще гораздо более подчиненную роль, чем у Платона; воплощение человеческих душ в животных Плотин явно колеблется признать, лишь условно считает его возможным (“если, как говорят, д

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Слова в дни поминовения усопших

Оглавление

Источник фотографии: Православие.Ru

Преподобный Иоанн Дамаскин

О драконах и привидениях

Так как некоторые измышляют, что драконы и принимают человеческий образ, и становятся змеями, иногда маленькими, иногда огромными, отличающимися длиной и размерами тела, а иногда, как уже было сказано, превратившись в людей, вступают с ними в общение, являются, похищают женщин и сожительствуют с ними, то мы спросим [рассказывающих все это]: сколько разумных природ сотворил Бог? И если они не знают, то скажем сами: две, — я имею в виду ангелов и людей. Ведь и диавол был одним из ангельских сил и ходит во тьме, после того как добровольно отпал от света. Итак, эти две разумные природы [Он] сотворил: но «если дракон изменяет вид, общается с людьми и сожительствует с женщинами, становясь то змеей, то человеком, как бы одним из многих, то из этого со всей ясностью следует, что он является [существом] разумным и значительно превосходящим человека; а как раз этого и не было [никогда], и не будет. Пусть скажут еще: кто собственно повествует о нем? Ибо мы доверяем учению Моисея, а точнее Святого Духа, вещавшего через [пророка]. [Учение] же это гласит: «И привел Бог всех животных к Адаму, чтобы видеть, как он назовет их; и как назвал [человек], так и было имя их» (ср. Быт. 2:19). Стало быть, и дракон был одним из животных. Ведь я не говорю тебе, что нет драконов: драконы существуют, но они суть змеи, рождаемые от других драконов. Будучи только-только рожденными и молодыми, они малы, когда же подрастут и войдут в меру возраста, то делаются большими и толстыми, так что превосходят протяжением и размерами остальных змей. Как говорят, они вырастают свыше тридцати локтей ^[1], толщиной же становятся, как большое бревно. Дион Римлянин ^[2], написавший Историю Римской империи и республики, в которой он рассказал о достославной Карфагенской войне, сообщает следующее: однажды, когда римский консул Регул воевал против Карфагена, внезапно приползший дракон расположился за валом римского войска; римляне по приказу Регула, убили его и, содрав кожу, послали ее в римский сенат. Когда же шкура, как говорит Дион, была измерена по приказу сената, то, великое чудо, она оказалась ста двадцать футов ^[3] в длину; подобающей длине была и толщина. Есть и другой род драконов, у которых широкая голова, золотистые глаза и роговые выступы на затылке; еще у одних борода [растет] от горла — данный род драконов называют «агафодемонами» ^[4] и говорят, что у них нет лиц. И этот дракон является разновидности животных, подобно прочим зверям. Ведь он имеет бороду, как козел, равно и рог над затылком. Глаза у него большие и золотистые. Бывают они и большие, и маленькие. Все роды змей ядовиты, кроме дракона, который один не выпускает яд.

Рассказывают и такую басню, будто дракон изгоняется громом: он-де поднимается и умерщвляется. Услышав это, я рассмеялся. Как можно представлять [дракона] то человекообразным и разумным, то змеей, то противящимся Богу, то преследуемым Им? Подлинно, невежество — вещь ненадежная. И потому всего более мы сами себе вредим, когда пренебрегаем чтением Священных Книг и исследованием их согласно слову Господа. Но воин говорит: «Я воин и не нуждаюсь в чтении», — земледелец отговаривается земледелием; сходно поступают и прочие, так что все мы оказываемся неисполняющими [заповедь Господа].

Гром не преследует дракона; гром происходит из облака, когда облако, проливаясь, по причине влажности, дождем и будучи гонимо дуновением или ветром, сгущается. И когда дуновение проникает внутрь его и разрушает, тогда происходит грохотание; этот шум наверху называется громом, а то, что под действием силы ветра ниспадает на землю, называется молнией. Если она попадает в дом или дерево, то разбивает или раскалывает их, если же в человека или какое-либо другое живое существо, то причиняет им смерть; поэтому мы видим, что таким ударом часто бывают умерщвляемы люди и другие животные, а не драконы. Что же до молний, то некоторые из них бывают похожи по форме на линии, другие извилисты, а третьи огневидны. Говорят также, что молния и гром случаются вместе; сразу за разрывом облака следует молния и гром, при этом молния, до того невидимая, появляется тотчас, а гром запаздывает, пока не спустится с высоты. Поэтому удар грома слышен позднее молнии.

Приведу тебе еще такой пример. Рассмотри внимательно, когда кто-либо стоящий вдалеке на возвышенном месте подает сигнал, то ты прежде видишь его руку, стучащую по дереву, и лишь через некоторое время доносится до твоих ушей звук удара. Поразмысли, что то же самое происходит и в облаке. Когда оно, наполненное внутри ветром, разрушается силой влаги, то производит звук. Если же так случится, что оно столкнется с другим облаком, то звук получается [особо] сильный.

Хочу, чтобы вы не оказались несведущими и относительно следующего. Некоторые из наиболее невежественных утверждают, что есть женщины привидения, которые еще называются гелудами. Рассказывают, что они по ночам появляются в воздухе и, если посещают дом, то им невозможно воспрепятствовать ни дверями, ни запорами, но они входят через запертые со всяким тщанием двери и душат младенцев. Другие говорят, что они поедают печень и весь [внутренний] состав [детей], полагая пределы их жизни. При этом одни утверждают, что видели, другие — что слышали, как [привидения] входят в дома при запертых дверях, будь то с телом или только душой.

Я скажу им, что Один Господь и Бог наш Иисус Христос сотворил это, когда вошел после Своего воскресения из мертвых к святым Своим апостолам при запертых дверях. А если женщины колдуньи это делали и делают, то ровным счетом ничего достойного удивления не сотворил Господь, войдя, когда двери были заперты. Если же они будут говорить, что входит обнаженная [от плоти] душа, тогда как тело лежит на ложе, то вот, услышь от меня сказанное Господом нашим Иисусом Христом: Имею власть отдать душу Мою и власть имею опять принять ее (Ин. 10:18). Что и сотворил Он единожды во время Своих Святых Страстей. А поэтому, если волхвующая и гнусная женщина исполняет это, когда ей хочется, то получается, что Господь не сотворил вовсе ничего [чудесного]. И еще: если колдунья съедает печень младенца, как может он жить дальше? [Отсюда несомненно], что весь этот вздор измышляют некие еретики, враждующие против Святой Католической Церкви, чтобы отвратить простецов от правого разумения.

Перевод свящ. Максима Козлова

[1] Локоть — мера длины, равная 45-47 см.

[2] Дион Кассий (ок. 155-ок. 236) — римский историк. Написал на греч. языке “Римскую историю” в 80 книгах, где описал события от ранней истории Рима до III в. н.э.

[3] Фут — мера длины, равная 308,3 мм.

[4] Αγαθοδαίμων — добрый гений.

Прп. Иоанн Дамаскин. Христологические и полемические трактаты. Слова на богородичные праздники / Пер. и коммент. свящ. Максима Козлова, Д.Е. Афиногенова. — М.: Мартис, 1997. — С. 223-225. — (Святоотеческое наследие. Т. 3)

Источник: Путем Отцев. Библиотека-каталог

Преподобный Иоанн Дамаскин. Об ангелахПреподобный Иоанн Дамаскин. Из книги “О ста ересях вкратце”Жизнь после смерти Можно ли спастись вне Церкви? Воздушная блокада, или где живут демоны О чудесах мнимых и истинныхДуша и дух Православные святые о реинкарнацииОтчитка бесноватых?

Слова в дни поминовения усопших

Оглавление

В Димитриевскую родительскую субботу (1)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы (Лк. 20: 38), – сказал Спаситель не веровавшим в воскресение мертвых саддукеям.

Дорогие братия и сестры, благодарение Господу, что Он неусыпно печется о нашем спасении и достижении нами Царствия Божия и дает нам возможность молиться и помогать своими молитвами облегчению участи наших ближних в загробной их жизни.

Бог, сотворивший человека для блаженной вечной жизни, по Своей благой воле желает всем получить ее в наследие, а потому и принимает до Всеобщего Воскресения и Суда молитвы живых за усопших, когда приносятся они с искренней верой и любовью к почившим ближним нашим.

Церковь, с самых первых времен приняв от Апостолов наставление молиться за усопших, следовала ему уже неизменно. Святой Иоанн Златоуст говорит: “Не напрасно узаконено Апостолами поминать умерших при Страшных Таинах. Они знали, что великая бывает от того польза для усопших, великое благодеяние”. Поминовение усопших совершалось и в Ветхозаветной Церкви. Так, например, Иуда Маккавей возносил молитвы за воинов, согрешивших на поле брани. Настоящая же родительская суббота именуется Димитриевской, потому что она установлена великим князем Димитрием Донским, по совету и благословению Преподобного Сергия, в вечное поминовение героев, павших на Куликовом поле.

Дорогие братия и сестры, мы, живые, должны совершать молитвы за усопших с твердой верой, что наши сродники живут той же разумной жизнью, какой жили они в теле, находясь на земле, и потому они слышат нас и ждут нашей молитвы. Человек, оставляя этот мир, не исчезает бесследно, поскольку имеет бессмертную душу, которая никогда не умирает. То, что мы видим умирающим, – видимое, грубое тело, которое есть прах, потому что от земли взято и опять возвращается в землю. Невидимая же тонкая сила, которую мы называем душой, не умирает никогда. Тело само свидетельствует о своей смертности, потому что оно разрушимо и делимо, душа же, напротив, имеет несложное, неразрушимое духовное устроение и потому разлагаться и умирать, как тело, не может.

Тело самостоятельно жить и действовать без души не способно, душа же бессмертна и может продолжать свое существование и без тела. Поэтому наши сродники нас слышат и, может быть, очень нуждаются в нашей молитве. Нет человека, который бы пожил и не согрешил. Никто не чист от греховной скверны, хотя бы он прожил на земле только один день. Все мы во грехах рождаемся, во грехах проводим жизнь и во грехах умираем. Правда, многие из нас часто каются и причащаются Святых Таин, но едва только успеем покаяться, как снова начинаем грешить, и потому смерть всегда застает нас неоплатными должниками перед Богом.

А между тем, за гробом нет больше места для покаяния. Только в земной жизни человек может каяться и творить добрые дела, за гробом же он ничего не может сделать для своего спасения, улучшения своей участи, и его ожидает одно из двух: помилование или осуждение. Поэтому Святая Церковь, исполняя заповедь Христову о любви к ближним, призывает и научает нас, чтобы мы молились за скончавшихся в вере и благочестии. Усопшие сродники наши, хотя бы и в вере, и не в ожесточении, не в конечном зле перешли они в жизнь иную, могли не совершить притом и потребных для спасения добрых дел. И оттого теперь души их, находясь в аду, могут, конечно, глубоко раскаиваться в грехах земной жизни и стремиться к благу, к которому порой были они так равнодушны на земле. Однако собственными силами от уз ада им не освободиться. Христос – Разрушитель ада – имеет власть отверзать и закрывать врата ада, и потому со стороны живых членов Церкви остается молить Господа об их помиловании.

Святые Отцы утверждают, что до всеобщего Суда Божия по молитвам Церкви участь умерших может быть изменена. Святитель Иоанн Златоуст говорит об этом: “Есть возможность облегчить наказание умершего грешника. Если будем творить частые молитвы за него и раздавать милостыню, то, хотя бы он был и недостоин сам по себе, Бог услышит нас”.

Совершая поминовение усопших, нам необходимо и самим задуматься посерьезнее о загробной жизни, более и более утверждаясь в истине этого верования, потому что от сего зависит построение нашей жизни на земле и утверждение нашего нравственного начала.

Непрочна и суетна наша земная жизнь. Самое ясное течение ее часто неожиданно омрачается черными тучами житейских бурь. Радости наши смежны с горем: от богатства недалеко нищета, здоровье ничем не защищено от болезней, сама жизнь в любой момент может пресечься смертью. И грустно становится, когда видишь и испытываешь всю непрочность ее благ. Но еще грустнее становится, когда при этом остаешься безутешным. Утешение же где искать еще, как не в твердом уповании, что жизнь наша не оканчивается смертью, что мы должны ждать жизни будущей, загробной?

Говоря о ней, святой апостол Павел пишет к солунским христианам: Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды (1 Сол. 4: 13). Только не имеющие надежды на продолжение настоящей жизни по смерти сетуют и печалятся во все дни свои и не находят ни в чем утешения. Верующий же человек, напротив, надеется, что загробная жизнь есть, и надежда эта, и ожидание загробной жизни служат для него источником истинного утешения и успокоения. Таким образом, мысль о нашей участи в будущей жизни должна быть у всех нас и в сердце, и в уме и должна занимать нас чаще, чем любые иные вопросы. Тем не менее эта живая истина некоторыми совершенно отрицается, а некоторые с равнодушием относятся к ней, совершенно не думая о будущей своей участи.

1961 г.

[Далее]

Источник: www.holytrinitymission.org

Бессмертие души. Душа и дух Посмертная участь человека. О “мытарствах” Жизнь после смерти О соединении с ближними в загробной жизни Молитвы за усопших